Илья Ицков - Остановиться, оглянуться… (Поэтический дневник)

Дорогие мои!

Пишу из Парижа, и наслаждаюсь радостным хаосом вокруг. Влюбилась окончательно в этот город, в котором нахожу много общего со старою Москвой или Петербургом. Русских точно уже видела, но больше всего туристов из других стран.

Собор Парижской Богоматери был для меня исключительным событием. Вдруг я поняла – я здесь, в том городе, о котором мечтаю давным-давно. Пусть у вас будет встреча с Парижем, а до этого – наша встреча.

Обнимаю вас крепко, крепко!

Лео.

25.02.95.

Это открытка из Парижа, который тогда был неведом и недосягаем. Это весточка от человека, описание дружбы с которым претендует на отдельные главы, а то и на целую книгу. Сегодня наша дружба менее трогательная, но раз от разу включается телефон и раздаётся голос, который я слышу вот уже 35 лет: «Илья, привет!»

Будто только вчера появилась наша маленькая компания в составе студента актёрского факультета ГИТИСа Андрея Родикова, студента режиссёрского факультета того же ГИТИСа Ильи Ицкова и стажёра из Германии Леноре Калер, которая занималась русской литературой в Краснодарском университете. Нас познакомил театр Маяковского (его филиал на Сретенке) в 1984 году. Мы слушали тогда монологи поэта в исполнении А. Лазарева. У Леноре был большой круг знакомых, и мало-помалу наша компания разрасталась.

Она родом из Ваймара. Её родители работали в ваймарских музеях, и она сама по себе музейный реликт. Блестяще пишет по-русски, по тем временам – эпистолярный бог, который в своих письмах дарил такую радость общения, такую чашу оттенков и настроений. Её дядя долгое время жил в Москве, и потому ей хорошо знакомы здешние музеи, имена, родословные, монастыри, храмы.

Её мир многообразен и искренен. В нём прекрасно уживаются Даниил Хармс и Иоганн Вольфганг Гёте, Шиллер и Владимир Маяковский. До сих пор помню, с каким загадочным выражением лица, особым настроением вела она меня к могиле Маяковского на Новодевичьем. С каким благоговением знакомила с замечательным русским писателем Сигизмундом Кржижановским и по абзацам разбирала предисловие В. Перельмутера, который открыл нам этого художника слова.

А пока открытка из Парижа.

2013

2013

Ноябрь 2009 года. Париж, который хотелось увидеть ещё раз. В своём недавнем путешествии на Атлантику мы преодолели этот город, так и не успев погрузиться в него по-настоящему. Словно так и не вошёл в тебя Нотр-Дам, Лувр, Дом инвалидов и Эйфелева башня – тростинка над помпезным замком. Правда, осталось отчётливое впечатление от Монмартра, Монпарнаса, Елисейских полей, пронзительного ветра и кофе на улице, сидя на стульчике лицом к Парижу. И только теперь, спустя четыре года, поселившись в гостинице рядом с Гранд-опера, мы уже не спеша, медленно бродим по берегам Сены. Слева Гранд-опера, справа Комеди Франсез, а посредине – монументальный бронзовый Жан Батист Поклен. Он же Мольер, и квартира, где он жил, улицы, по которым он ходил. История Парижа – это и история Мольера, которого сегодня ставят во многих театрах России.

В этом году в Малом театре играют «Кабалу святош», а в Гранд-опера отмечают 100-летие дягилевских Русских сезонов. Здесь проходит выставка, посвящённая этому событию. После выставки поднимаемся наверх, к истории уже иного времени – смотреть плафон, расписанный по эскизам Шагала. Своего рода эксперимент в помпезном барочном храме Гранд-опера – великие позволяют приблизить к себе великих другой эпохи. Внизу, в подвале, декорации спектаклей первых дягилевских сезонов. Гранд-опера распродает костюмы той поры, их покупают наши эмигранты и передают в Бахрушинский музей. Россия и Франция – скрещение путей и судеб сквозь века: в театрах, на выставках, кладбищах, на крутых поворотах истории.

От Центра современного искусства им. Жоржа Помпиду открывается панорама Парижа. Это не очень высоко и всё самое знаменитое рядом. Ты прикасаешься и к историческим символам, и к современной истории. Правый и левый берег, а потом спускаешься в Латинский квартал, в старинные улочки, где вкусно пахнет хлебом из лавочек-пекарен, где людская молва быстро собирает песенный клуб. Все поют хиты Ив Монтана, Азнавура, Эдит Пиаф, поют и танцуют. Чуть выше – Пантеон, загадочная Сорбонна и Люксембургский сад, чьи аллеи хранят подробности истории любви Анны Ахматовой и Модильяни.

Вечером Париж затихает. Зажигаются гирлянды и прочие рождественские украшения, подсвечиваются Елисейские поля, серебрится Колесо обозрения, горит прожектор над Эйфелевой башней. И Париж как бы парит в воздухе, как когда-то в фильме Лямориса «Париж, Париж… Париж» – грустной истории, разыгравшейся между Лувром и Монмартром, между королевской бравадой и нутром парижских улочек, где тишина – признание, где движение – продолжение жизни.

2013 год. В фойе Гранд-опера, этом изумительном бастионе-храме, большой портрет ушедшей от нас в этом году Пины Бауш, к которому люди всё ещё продолжают нести цветы. Мы тоже отдали дань памяти этой великой личности.

«Мы соболезнуем всем оставшимся без нее», – было написано в программке последних московских гастролей Театра танца из Вупперталя, где представили её спектакль «Семь смертных грехов», премьера которого состоялась в Париже. Удивительный Театр танца Пины Бауш играл и пел Бертольда Брехта и Курта Вайля. Пину Бауш, ученицу экспрессиониста Курта Йосса, который в свою очередь был учеником великого Лабана, реформатора и философа движения, интересовало не столько то, как люди двигаются, сколько то, что ими движет.