Шерман Гадэс - Вселенная и пустота внутри меня

Сон и свет ты даришь мне невольно,
Проскользая быстрой мимо тенью.
На душе – давно уже не больно,
Не бросает в дрожь от дуновенья.

Белые просторы застилают
Многовековые груды камня.
Солнце гаснет и в тумане тает,
Позабыв согреть глухие ставни.

Лед ложится на немые стекла
Прочной твердью нового доспеха.
И от слез что давеча промокло,
Ныне – позабывшееся эхо.

Заходи, быть может, на минуту,
На мгновенье вспыхни чем-то дальним.
Память ожила из ниоткуда.
Блеск застыл на глади наковальни.

До рассвета – многие недели,
Вечность и бессонные миганья
Фонарей, сквозь белые метели
Что едва видны на расстояньи.

[17 января 2017 г., 5:20]

Всегда смешон, на нас кто непохож.
О нем вещают: «странный», «инфантильный».
И в круг обычный он совсем не вхож —
Любая фраза порастает былью.

На свет явился не таким, как все.
Обычность потерял он до рожденья.
Другим абсурдны и чужды совсем.
Его непостижимые стремленья.

Как будто мысли или чей-то дух
Витает одиноко по планете.
Нелепый крик зажегся и потух,
Не отыскав дорогу в полусвете.

А если крепок твой в устах глагол,
Тебя упрячут в белые застенки.
Зачем на Землю ты такой пришел?
Ведь пыль живет в верхах самооценки.

Твой «дикий» вид внушает ей лишь смех,
Поступки станут притчей во языцех.
И у виска покрутят не во грех,
Ведь ты не болен – просто ты тупица.

Имен здесь много: неудачник, шут,
Ошибка, остолоп, кретин, дубина.
А может маргиналом назовут,
«Лунатик» – скажет ровно половина.

И чьи-то крылья обломают враз:
Талант зачахнет, не успев раскрыться.
Зажечь сердца среди остывших глаз
Под силу только Богом данной птице.

[17 января и 10 августа 2017 г.]

Глубокой ночью мне не спится,
Тревожны шорохи в тиши.
В домов потухшие глазницы
Закрасться мрак глухой спешит.

Опутав сетями деревья,
Скользя по снежной, мрачной мгле,
Собрав легенды и поверья,
Сидит он долго на стекле.

И смотришь в бесконечность тени
Лица, где нет конкретных черт.
Как будто звездные скопленья
Угасли все в один момент.

И чернота манящей бездны
Меня вкушает без конца.
Не нахожу другого места
В чертогах зимнего дворца.

Повсюду тьма лежит до края,
Холодный ветер сгинул прочь.
На небе занавесь густая
Покрыла мир…
И в сердце – ночь.

[17 января 2017 г., 20:57]

Свет замирает по спирали,
Горячий дым окутал тени.
Неразличимые детали
Сложились в тонкие сплетенья.

Издалека такой неясный
Холодный блеск кидают звезды.
В пространстве мечутся бессвязно,
Пока не станет слишком поздно.

Но здесь – лишь темные туннели,
Густой субстанции пределы —
Лишенной жизни колыбели
Внутри сердец обледенелых.

Беззвучье слитых темных пятен
Неразличимо держит своды.
Лик горизонта необъятен.
Залиты сумраком пустоты.

[18 января 2017 г.]

Пустынные улицы, ночи холодны.
Листва омертвела в увядших садах.
Дороги изрыты, пути не свободны.
Поземкой гуляет по насыпям прах.

Вода на Фонтанке не бьется о камень,
Дома потускнели в изгибах от мук.
Порой где-то гулко обрушится ставень.
И вновь замирает испуганный звук.

Не слышно ни песни в тенистой аллее,
Ни шума работы, ни смеха людей,
Пустынны проспекты, что прежде гудели,
И небо седое уж стало седей.

Волной за волною бросаются штормы,
И город засыпал бесформенный мел.
Река растворилась во льдах и покорна.
Лежит на земле покрывало из тел.

Гранитные спуски летят на осколки,
Мосты наклонились до самого дна.
И в небе ревут ненасытные волки.
Их жажда слепая не ведает сна.

Снега почернели от пепельной мути,
Огни застывают средь мглистого дня,
Живые давно уж не живы по сути,
Без счета таких же в овраг хороня.

[18 января 2017 г.]

Я далеко от окопов,
но в рот набилась земля.
И на плече нет винтовки,
шею же душит петля.

Я не стреляю по людям,
но пальцы сводит дугой.
Больше пропавших не ищут:
души познали покой.

Не на станке мои руки
гибкий цепляют металл.
Нет орденов за отвагу
под громкий огненный шквал.

Не поднимаю в атаку
бледный десяток бойцов,
Хоть мне и слышится всюду
долгий и пламенный зов.

Если уходят в разведку,
если безумствует бой,
Я пулеметные гнезда
не закрываю собой.

Не приходилось на флоте
в яме бушующих вод
Рваные штопать мне раны,
Черный увидеть восход.

Не бью и прорубь на Мойке,
чтоб сделать клейстерный суп,
Но почему-то те муки
стоном срываются с губ.

Я не ношу ряд из цифр
и полосатую ткань,
Но сразу кровь стынет в жилах,
зная немецкую брань.

Так отчего же терзает
сутками жгучая боль,
Если стучат метрономы
и небо чёрно, как смоль?

В ушах завоют сирены,
дико снаряды свистят,
Дрожь мне пронзает всё тело
мёртвым покажется взгляд.

Память лишь ясна в забвеньи,
что дымкой стелится в круг.
Пламень войны не угаснет,
покуда в жилах есть стук.

[19 января 2017 г.]

Отпустите меня со службы.
Братья,
Дайте напиться вина!
Уберите подальше ружья
Сплетен,
Что опускают до дна.

Простите, что душно мне в храме,
(Жарко!
Ветер не вхож здесь гулять)
Прислонившись к оконной раме, —
Звезды
Манят сияньем опять…

Вино мое алое – лира.
Слушай,
Дивно звучит как в тиши!
Попробуй пройти хоть полмира —
Слово
Можно ль писать без души?

Поэму ли – без вдохновенья?
Книгу —
Сладкой лишить ли тоски?
Из песни – убрать откровенье?
Кисти —
Скупо убавить мазки?

Позвольте служить лучше даром,
Свыше
Что ниспослал мне Господь.
И в храме намоленном, старом
Строки
Смогут грехи побороть.