Артём Ершов - Сонник. Стихотворения

В пустом трамвае едешь зайцем,
Пока кондуктор видит сны.
Казаться – быть – опять казаться…
В скупые признаки весны:
Капель, остатки снега в лужах,
Не по погоде всяк одет, —
Ты вглядываешься, простужен,
Как в собственный полночный бред.

Февраль, по-своему свирепый,
Идёт по старости на слом;
И не вполне понятно, где ты
И что сегодня за число…
Лишь только за стеклом промокшим
Мелькают мерно фонари,
Как обрамление для общей
Картины, спрятанной внутри.

Не пассажир и не прохожий,
А, может быть, бесплотный дух,
На дым в морозный день похожий,
Ты изберёшь одно из двух:
Лететь, подобно дикой птице
Перед дождём, к земле клонясь,
Или в мгновенье раствориться,
Теряя с внешним миром связь…

Трамвайчик мчится до конечной
В своём извилистом пути —
Не обречённо, не беспечно,
А так, как сам ты мог пройти,
Когда вдыхал морозный воздух
И с непокрытой головой,
Печально вглядываясь в звёзды,
Свободный, шёл по мостовой.

Дверь открывается исправно
На каждой остановке, но
Никто не входит; впрочем, равно
И не выходит из него —
Трамвая, что проводит чинно
Свою орбиту по ночам,
Не следственно и не причинно
Стремясь к началу всех начал.

Я упал и подумал: «Куда мы всё время бежим?» —
Свой вопрос обращая мой взгляд приковавшему камню,
Только камень молчал, только камень лежал недвижим;
Но я на спину лёг, и завторили вдруг облака мне…

Я подумал тогда, что душа заставляет бежать,
Как бесплотное облако, что не потрогать руками,
Оставляя тела, как холодные камни, лежать
Под свободно парящими душами, как облаками…

И от этих неясных сравнений в движенье пришло
Всё вокруг, и меня точно силой с земли поднимало,
И я снова бежал по дороге, и думалось, что
И возможность подняться, упав, тоже значит немало,

И, по сути, не важно, куда мы всё время бежим, —
Там, куда мы бежим, из бегущих никто ещё не был, —
Всё стремилось туда, только камень лежал недвижим,
И, схватив на ходу, я бросал его в синее небо…

«Заговори, чтоб я тебя увидел».
Я замолчал, а значит, стал невидим,
Как на белёсом небе мокрый снег;
А слово – миг и с точностью такой же
Стирается из памяти не дольше,
Чем с белого песка волною след.

Заговори – я промолчу в ответ…

Но чем длиннее пауза, тем раньше
Сознанье избавляется от фальши,
Доверясь тишине-поводырю;
А слово, как темнеющие вина,
Настаивается неотвратимо,
Усиливая истинность свою.

…прислушайся – и я заговорю.

Тихой песни далёкие звуки. В полях
Догорают под вечер костры.
Взгляды сов, как горячие иглы, остры —
Замирают полёвки, моля.

Яркой россыпью звёзд покрывается пруд,
И за гладью небес, в глубине,
Тёмным странником сом притаился на дне —
Рыбаки его в сеть приберут.

Тишина. Загораются в окнах огни,
И лисята в далёком лесу
О сверкающих вилах, грозивших отцу,
Говорят, оставаясь одни.

Воет ветер в пустой и холодной печи.
Новый день бесконечно далёк,
И летит ослеплённый мечтой мотылёк
На дрожащее пламя свечи.

Снег, словно пепел всех еретиков
Сожжённых, что с небес исторгнут Богом,
Спускался из-под самых облаков
И заставлял задуматься о многом…

И, как деталь неявная из сна,
Мне представлялась родственною тайне
Необычайно вьюжная весна
Отступницею в белом одеянье…

И был закат громаден и тяжёл;
Как лезвие, сверкала солнца кромка,
Взрезая облака, а снег всё шёл
Молитвой за обидящих негромкой…

Уснув, я снова оказался в месте,
Знакомом мне по предыдущим снам,
В которых мы с тобою были вместе
И мир вокруг был благосклонен к нам,

Но в этот раз один бродил по свету,
Печальной ностальгией угнетён:
И эти небеса, и воздух этот,
И золотым огнём горящий клён

Одной лишь болью в сердце отзывались,
Пусты вдали от милого лица…
В обратной перспективе развиваясь,
Сон ширился и не имел конца —

Лишь образ твой являлся центром мира,
Стянув к себе все стрелы и лучи,
Но взгляд, обманут, устремлялся мимо,
Теряясь в нём, как светлячок в ночи.

Вечер… Пора разноцветных стёкол.
Город бросает в Неву огни.
Виделся долгим, но вот истёк он —
День, как и все истекают дни.

Дождь, омывающий шумный Невский,
Множит горящих голов полки,
И фонари с заунывным треском
Смотрят на капли, что так легки:

Капли летят, повинуясь ветру,
В лужи и тёмные воды рек;
А фонари – это звёзды, крепко
Вбитые в землю, – их кончен бег…

Но и к свободе померкла зависть:
Им, проживающим век под ней,
Звёзды на небе уже казались
Лишь отраженьем земных огней…

А потому не бегут из плена —
Видно, обратной дороги нет:
Гаснут, лишь утро придёт, смиренно
И, загораясь, не верят в свет.

Горят прибрежные огни,
Дрожа над волнами в тумане.
Скажи, зачем они так манят,
Зачем так дразнят нас они?

Так пролетают мимо дни,
А мы глядим, не понимая,
Куда; и волны поднимают
В душе вопросы лишь одни.

Ведь этот мерный шум прибрежный,
Дарующий сердцам надежду, —
Он вечен, неостановим…

А мы, в солёных брызгах ночи,
В огнях, подобных многоточью,
В последний раз над ним стоим.

Одиннадцать ноль восемьдесят восемь —
Вагона номер, а над головой —
Зима, вполне похожая на осень,
Где мерный шум дождя и ветра вой.

Я складываю цифры по привычке,
Но разница не слишком велика:
Один и восемь, снова. Лучше вычти
В попытке не заметить, как легка

Закономерность, что лежит в основе,
Для каждого определяя роль…
Пересчитал: семь человек в вагоне.
Конечная, и в результате – ноль.