Евгений Черносвитов - Сиреневые сумерки

Дождливый, холодный, гонящий домой —
Воскресный сентябрьский день.
Там, за окном, вой ветер, вой.
Крепко затворена дверь.
Здесь у меня, уютно, тепло —
Музыка льется, царит.
Но каплей холодной упрямо и зло
Дождик в окошко стучит.
Звуков в пучину, с лихвой погружен —
Утонул и исчезла печаль…
Грежу, окутанный синим сном —
Жаль мне себя, ох как жаль!

19.IХ.65

Что за сволочь, что за сука —
От тоски рыдает брюхо.
Часть его, пупка пониже,
Что желало ее ближе.
Не пришла она, каналья.
И к чему теперь, рыданья?
Вот бы вместе с ней поплакать!
И, как следует, покакать.

С 1 на 2.Х.65

Он шел один, задумчивый мечтатель.
Без цели, просто шел, куда вела тропа.
Незрячий взгляд пугал холодной сталью.
В глазах немых застыла робкая слеза.
Он шел один, влача устало ноги.
А мир кругом загадочный, большой.
Но этим миром обделили его боги!
Мир для него – не познанный, чужой.
Ушел. Никто негде и даже не заметил.
Насмешкой – прожитая жизнь была…
Да, мы всегда от жизни ждем ответа,
И, не дождавшись, мы виним себя.

3.Х.65

Ты наконец пришла. Я ждал, надеждою согретый.
Пусть лишь мгновенье, но ты была со мной.
Ко мне пришла… Но ждал тебя Он где-то.
Совсем не я – Он был твоей судьбой.
Просить прошенье робко можно.
Не думая, где правда, а где нет.
Не напугав мгновенье этой ложью
И – ничего не требовать в ответ.
Извинилась, робко опустила
С выпавшей ресничкою глаза…
Лучше бы все это мне приснилось —
Ты и ночь, и глупые слова!
Мы с тобой – бежит жестоко время…
Ты украдкой смотришь на часы…
Быть со мною – так уж тяжко бремя?
Я и Он —ну брось нас на весы!
Не обижусь, знаю, все случайно —
Встреча вечер, взгляды, поцелуй.
Счастлив я, я счастлив до отчаянья —
Вот моя рука, возьми, я протянул.
Ты ушла во тьму и вмиг исчезла
Ты ушла совсем, ушла легко.
Мое сердце примирится с раной свежей
И не дрогнет гордое чело!

5.Х.65

«Поэту»

Тебе за сорок пять – другие жили меньше.
Поэтом называешь ты себя —
Скуля, гнусавя, лжешь, кропая верши —
Уж прожил жизнь поэтов – зря не зря.
Волос твоих лишилась голова, устало
И хищный ряд зубов уж поредел…
И твердость строк, как твердость рук, пропала —
Но зги не видно – где ее предел.
Тобой испорчен лес густой – бумаги.
Лес стройных сосен и невест-берез.
Тебе б одной хватило для отваги…
О, шелудивый, гнусный, не отважный пес!
Но весь ты не умрешь —, растраченный годами.
Дрожит рука, марая белый лист.
Что хочешь ты сказать, коверкая словами?..
Ты не поэт, прямой кишки ты глист!

9.Х.65

Этот вечер из сотни других,
Проходящих бесследно, без боли —
Строкой за строкою ложится в стих —
Поневоле!
Зачем я проник в туманы глаз?
Бездонных, как ночное море…
Лгут руки, лгут губы, жжет тело подчас —
До боли!
О, женщина – будь же ты проклята вся!
Я в смятении, я в отчаянии!
Зря, зря, зря, все зря!
Случайно!

18.Х.65.

Сидишь ты, онемевшая статуя —
Мечтательно томление в глазах.
А, вот возьму тебя и поцелую —
Ты не успеешь даже отказать!

22.Х.65

Один, этим вечером тихим,
Сменившим усталые дни,
Гляжу на кукушку, что лихо
Кукует, сорвавшись с цепи.
Да, быстро проходит время —
—
Кукушка здесь не причём.
Почему моя жизнь – бремя?
Спокойные дни почем?
Растет гора дней —
Пространство жизни моей.
Где конец, предел?
Частокол дней поредел!
Как прогнать туманную муть?
Умереть и не икнуть?
Как бы себя не слышать,
Коль правды нет и выше!
В лазури растаять
Росой насладится, лучами?
Обман и беду понять?
Едрить твою мать!

23.Х.65

В этом мире нужно верить в Бога.
Оставляя дьяволу неверье.
Для себя оставить то, не много —
Земляничное варенье.
О. не дай Бог пагубных желаний!
Тот ведь счастлив, кто узреть сумеет
Фокус жизни пусть вчера, пораньше —
Правая рука две щеки бреет…

Не румяню щек.
Мне не нужен лифчик.
Все придет в свой срок —
И не лишне!
Свеж и сладок сон спелой вишни.
Ты же костью гремишь.
Кожа в лохмотья.
Не идешь и не стоишь. Вишь.
Обормотья!

30.Х.65

Пеленою серой зло окутано.
Небо с землею перепутано.
Хлещут холодом тучи яростно.
Брюхо голодом опоясано.
Думы пенятся злой усмешкою.
И не верится в разум вечного!
Черной молнией ленты хлещутся.
Лица гордые, флаги плещутся.
Кровью залито в небе зарево
Чеканю тяжелый шаг —
Будет сломлен враг!
Все повергну низ —
Это мой каприз

4.ХI.65
(32 комната, 30724 Таня)

Голубые, печальные, далекие, странные —
Глаза твои, милые, где вы, желанные?
Нежная, ласковая,
Сказки прекраснее.
Заглядение ночи —
Синие очи.
Тоскою жгучею
Не изволь мучать!
Зову и желаю я
Тебя одну, лучшую.
Страстью безмерной —
Измучен, истерзан —
Брожу одиноко
Под бременем Рока

12.ХI.65

Не жди не проси, и не моли —
Нас оборвет холодное «прости»!

Вьюга стонет зловеще и дико —
Неприветлив конец ноября!
Спят деревья и реки накрыты
Толстой шубой звенящего льда.
Не слышны пестрых птиц переливы.
Растворился цветов аромат.
Пусть зима, но у нас именины —
Бал цветов, майский сад!
Вот гвоздики, вот розы, левкои —
Сплетены вместе в чудный букет —
И ласкающей, нежной рукою
Лепестками усыпан паркет.

Вон, не спят, загадочно, две звезды в ночи
Я шепчу, любимому: «Только не молчи!»
Милому достаточно помнить обо мне…
Воет вьюга злющая в кромешной тьме.
Лишь на миг забытые
Слезы брызжут вновь.
И вино пролитое
Словно кровь!
Вот волной нахлынуло сладкое томленье.
Миг желанный близится…
Чтоб исчезнуть тенью!

5.ХII.65

С Новым, морозным
На чужой стороне —
Годом серьезным
В твоей судьбе.
Поздравляю теплом твердой руки —
Живи, Миша, дальше, и мне пиши!

12.ХII.65