Татьяна Помысова - Незабудье. Альманах

тот омут заслонив,

я шаг за шагом, день за днём

и сердца стук под метроном

вплела в иной мотив.

А прошагав с ним сто дорог,

познав и радость, и печаль,

на голос твой, как на звонок,

я оглянулась невзначай,

за шторку-изгородь из строк

я заглянула – ты встречай!

Под вспышкой света – омут-круг,

и память не сдержать в узде,

и всё бегут- бегут-

бегут круги по той воде…

за годом год бегут-

бегут круги по той воде…

а ты почти не помнишь…

Я перестала вздрагивать при звуке твоего голоса,

я перестала выискивать поводы, чтобы

позвонить или написать тебе,

да и писать, и звонить тебе почти перестала…

я перестала вслушиваться всем телом

в просторы твоего космоса —

я успокоилась и, наконец, осознала,

что какая-то часть его уже навсегда со мной…

и теперь мне стало очень комфортно от того,

что ты иногда пишешь или звонишь «просто так» —

расспросить «как дела?»,

поболтать о детях и о погоде,

или о новинках кино…,

а ещё мне очень-очень нравится знать,

что и я в любую минуту!

могу позвонить или написать тебе

«просто так»… когда-нибудь…

и, может быть, именно поэтому

я и писать, и звонить тебе почти перестала…

Ты просто будь!…

Мы вовремя остановились.

Не вспоминая, не забудь,

как мягко головы кружились

и падали к тебе на грудь.

Есть возраст тела, движений, кожи,

и даже голос стареет всё же…

Есть память взгляда, касанья, слуха,

о встречах память, и о разлуках,

об узнаваньи и о молчаньи

под рук и судеб со-прикасанье,

о том, кто делит с тобой мгновенья

и пышных взлётов, и злых падений.

Есть память вместе пережитого,

сплетённых пальцев, родного крова,

того, где воздух в одно касанье

сплетает с явью воспоминанья…

Вы мой сон, мой мираж.

Просыпаясь, хватаюсь за воздух.

Вы мой бог и мой паж.

Вы мой необитаемый остров.

Память в тонкую нить

расплетает заветный клубочек:

сети вить и ловить

каждый взгляд, каждый вздох —

в междустрочья. И свободою птиц

задохнуться за облачком белым.

И не ведать границ ни души,

ни сознанья, ни тела.

И над гладью морской

выпить яд из разорванной сети:

целовался со мною прибой

и всю ночь обнимал меня ветер.

Как будто не хватает слов.

Брожу среди банальных рифм:

март – Женский День – весна – любовь —

как формула, как алгоритм.

Не стану рваться в этот круг

изысками холодных форм.

Его заполнит сердца стук

весенним светом и теплом.

И пусть они согреют дом,

укутав боль в глухом углу.

А память солнечным лучом

из светлых вёсен ткёт канву.

Всё, что я имею – это память.

Всем глубинам мера – только память.

Болью отреченья – крест мой – память.

Радостным волненьем – свет мой – память.

Миг взахлёб отмерян. Мигу падать

и с крутых качелей – прямо в память.

Задохнусь на взлёте – миг в ладони.

Ах, не сбейся в счёте! Ах, запомни!

Чтоб потом по капле и кругами.

Ибо не иссякнет только память.

Когда долго не получаю предложения принять участие в съёмках фильма в качестве художника по гриму или ассистента художника по гриму, у меня начинается хандра. Время тянется бесконечно, вот уже день рождения отпраздновала и лето уже целый месяц, а я все сижу в суетной Москве. И даже поездка к родным в Питер не принесла долгожданного проекта… Почему именно поездка в Питер должна сработать? Потому что стоит мне покинуть Москву с целью отдыха, как тут же начинаются звонки: «А ты свободна? А ты нас не выручишь?» И я срываюсь и лечу выручать… Только вот кого? Их или себя?

И тут раздаётся звонок от режиссёра Алексея Мячикова – жгучего красавца и любимца женщин: «Таня, ты свободна? Нам срочно нужен художник по гриму! Срочно! Иранцам не дали визу, ты сможешь взять фильм? Проект бюджетный, денег мало, но очень хороший режиссёр и съёмки будут в Таджикистане.» Лёша назвал имя Носира Саидова (а это не много, не мало – второй режиссер, снявший «Лунного папу») и назвал локации, где у нас будут съёмки: Худжанд, Душанбе, пустыня Кайраккум… Я понимаю, что будет жарко, но ещё не понимаю – насколько…

«Да! Я беру этот фильм! Когда надо вылетать?»

«Вчера! Скажи, когда самое раннее сможешь?»

Да, я написала, что хандрю без проекта, но немного лукавила, была работа в качестве дополнительного гримера на съёмках у Андрона Михалкова-Кончаловского и мне оставалось отработать ещё три смены. А ещё – плановая тусовка с авторами альманаха в библиотеке. А ещё – грим не куплен. Хотя, раз денег на грим не дают – повезу, что есть. Этого «что есть» оказалось 35 кг. Хватило бы на пару фильмов. С большим перевесом багажа вылетела я в Душанбе. Съёмки начнутся в Худжанде (Хадженте, как называют его в Таджикистане). Можно было лететь сразу туда и это было бы намного быстрее, но мне захотелось познакомиться с группой как можно раньше, а для этого нужно заехать на Таджикфильм в Душанбе.

В аэропорту Душанбе меня встретили симпатичная блондинка Садокат, помощник режиссёра и Абдукарим – помощник директора и исполнитель главной роли в нашем фильме. Сразу отметила сорокоградусную жару в шесть утра на что Абдукарим сказал, что в пустыне будет не так прохладно. Он с лёгкостью закинул мой баул в багажник и мы погнали на киностудию.

На киностудии нас встречала съёмочная группа, не было только режиссёра и оператора, они были уже в Хадженте. Сложные таджикские имена и тёплый приём – вот, что запомнилось о первом посещении киностудии. Ещё лепёшки и вода, которыми угощал Зьё.

Мы забрали самую старшую из актрис – Ниссо Мухаммаджонову, исполнительницу роли Нади, и выехали в Хаджент.

После бессонного перелёта, проведённого за изучением сценария, я начала засыпать в машине и передо мной проносились сцены из фильма, пока с участием только одной актрисы и Абдукарима с Садокат. А когда я открывала глаза – видела шапки ледников в поднебесье, прекрасные горы и реки жаркого Таджикистана. Запомнились очень вкусные абрикосы, купленные мне Абдукаримом и наш обед в ресторанчике, в котором готовили запечённое мясо всех видов. Это было очень вкусно.

Несколько слов о фильме. Это будет полный метр «Рох» («Дорога») о трёх женщинах, вышедших из тюрьмы. Действие длится всего три дня. Сценарий показался мне интересным, наполненным философскими смыслами. Да, это драма. В результате женщины оказываются предоставлены сами себе. У родных своя жизнь.