Марк Ивàнов - Мойры

Бессмертным хочешь стать – Похвально.
А что готов за то отдать – Странно.
Быть может, то, что не познал, – Быть может.
А может, то, что не узнал, – Может.
Я в праве вопросить, ведь Я Дарую!
А если дашь ответ – Ликую!
О Боже, вправе ль я познать то, что не знаю?
А если просто возлюбить – Знаю.
А может, просто невзначай к ладошке светлой прикоснуться.
Глазёнки – в них росинок даль, с ним улыбнуться.
Тропинка от пруда и вдоль налево плавно повернула.
Вечерний свет пахнул травой.
Церквушка крестиком сверкнула.
Вошли, и ты вдруг стал иным.
Ни шалости, ни любопытства.
Я понял – Он тебе открыл, что каждому так близко.
А близко всё, луна и свет, склонённые головки низко.
И шёпот звёзд, свечной обет.
Всё близко, близко, близко, близко.
И только так и навсегда, Твой дар с поклоном принимаю.
И вот тогда времён – года, в них полнота.
Признаю.
Бессмертие Твоё я обрету!

Сходиться рано не пристало.
Мы в истине творим судьбу, и всё ж пустыней я бреду.
Бреду по снегу.
Под ногами песок обжёг, опять бреду.
То жар, то холод, и не знаю,
кто, как, в каком преданье могилку я себе творю.
Там крестик, освятив, поставлю.
Пусть травка былью прорастёт.
Быль это, небыль, лишь в страданье святая истина грядёт.
Любви Божественной оплот.

Когда по утреннему солнцу
роса в травинках говорит.
И лучик света вдруг смешинкой моё сознанье одарит.
Когда прохлада вечереет.
Луна, как серпик, воду пьёт.
И я, испить бы той водицы, ведь скоро, скоро мой черёд.
Котомка цельная иль в дырках.
Храню иль в россыпь: подберут.
Не думаю, котомки их ведь тоже в дырках.
Тогда что в путь с собой берут?
Врата, смешался я толпою,
Подумалось – вот проскочу. Ан нет.
Сумма моя с судьбой. О Боже, что Тебе несу?
Что прихватил: счета, кастрюли, смартфонов ожерелье, миг,
в котором плоть моя ликует.
Что смог, что подобрал, чего достиг?
А мог бы,
Когда прохлада вечерела, отбросить блёстки мишуры.
Перечитать строфу Завета и попросить Тебя: прости.
Возрадоваться, с Ним душою слиться.
Понять: вот то, зачем я жил.
О Боже, вот он долг служенья,
И только в том Тебе я мил.
Мил человек.

Не ведая того, в причине без причины
Мне надо кое-что понять.
Встречал рассвет в степи, там сказки и былины.
Ковыль рисует там морскую гладь.
Там, где от века и до века
все времена, клубочки обмотав,
Становятся причиной и одеты в одежды,
смысл которых страсть.
Подумалось, что страстно я желаю: промчаться по ковыльной стремине,
услышать журавлиное клёктанье или синицей стать в Его руке.
Другая страсть: взрастить цветок любимой.
Какого цвета? Жёлтый изумруд.
И в нём ковыль оставит отпечаток.
И в нём начала все грядут.
И вот тогда, став вестником нетленным.
Я непременно свой цветок внесу.
Во Храм, в Мечеть, в Дацаны, в сердца людские.
Только этим,
Пресветлый Мой, Тебе служу.

Раскинулся базар: халаты, тюбетейки,
клубится пыль из-под копыт.
Какой-то странный говор, как будто мягким облаком обвит.
Базар, то тут, то там мелькнёт пространство и пальчиком грозит.
Опять базар; в нем постоянство.
Как ярок день в нём синь ночи горит.
Суфийский плащ подбитый пылью.
А что под ним? – да ничего, лишь сказка стала былью.
А может, как же мне понять, ведь лик Его мне недоступен.
Не знаю, мысль как решето, смысл неприступен.
Горсть фиников я в плошку обмакну, как студена водица.
Базар, твой мир люблю и пью и не напиться.
И вдруг всё разом просветлело, а то базар души угас.
И из глубин молитвой белой
Явил себя любви экстаз.

Сегодня призраки не мучили меня.
Не знали, как ко мне им прилепиться.
Остановитесь, я им прошептал, пора б друзья угомониться.
Почувствовал, что в той дали,
В иных мирах поникли головою.
Пойми, зачем они к тебе пришли,
В наш мир, в котором смысл изгоя.
Изгой, как с этим смыслом быть?
И как почувствовать другое?
Для них ведь главное – признать, какая их в том доля.
Ну почему ж они спешат и, чтоб попасть, сюда блефуют.
Расписывают мне их благодать, которой ревностно торгуют.
А всё так просто – в мире том разлито чудо.
Но чтоб понять его, в наш дом они стремятся. Тоже чудо.
Как странно: чудо здесь и там, но там в нём пребывают.
А здесь: труд, слово, честь.
Они об этом лишь мечтают.
Господь.

Половица не страница, не страница. Дом пуст.
От обоев звук странный. Разбитое оконце в пыли.
По карманам похлопал. Платок белоснежный.
Протёр ручку, а может, мысль.
Вот только какую? Обозначено ль?
Говорят, за горизонтом есть незримое.
Ирам Многоколонный.
В нём звук колоколов, повенчана струна,
Скрипичное многоголосье, троны.
В одних есть роскошь, золотой подвой, ножки изогнуты, венцы спинки.
Другие – просто стул кривой, спинка оторвана.
На первом в золоте владыка восседает.
Другой… да пусть себе стоит. Он только так стоит и не мешает.
Владычество гордыни в первом, другой мысль светлую творит.
И всё же половица, скрип ступеней.
Вверх, вниз, кто, право, разберёт.
Шарахаются тени, и занавес во времени живёт.
Опять ступени. Звуком лечат раны.
Звук ведает, что он любовь творит.
А я по тонкой половице, и каждый мой шажок
в многоголосии любви сокрыт.

Вошёл я в лес, сухих стволов там вереница.
Подумалось: ан жизнь во мне теплится, как огонёк святого Бытия.
Я углублялся, кроны создавали над головой узор любви.
Припомнился плафон в Миланском зале, свет Леонардо в лиственной тиши.
Он чудо сотворил, в котором каждый листик росой неведомой горит,
А здесь вершины – кроны каскад Вселенной, миг.
Но что ж тогда, когда сухое? Остался ствол. А жизнь совсем ушла?
Но нет, тут мыслится другое. А что? Откроет ли судьба?
Моя иль грозных великанов, которые, как будто не живут.
Но это я к ним прилепился, они ж в свет вечности идут.
Я думал, вместе, может быть, прорваться, наивный человек Земли.
Вначале надо постараться, со шкурой благостно расстаться.
Стать деревом сухим, остаться, и лишь тогда
позволено мне будет в обитель светлую войти.
Деревья умирают стоя; чем хуже я?

Ни с кем не связан Истиной и Славой,
поскольку истина в вине.
Мольберт в углу, а кисть художества забава.
Узоры пишет на стекле.
Узоры: как ваш мир прекрасен, одних снежинок хоровод.
И звон бокалов не напрасен.
Он в дальний путь нас всех зовёт.
На том пути возможно поделиться и славой, и узором на стекле.
Но только ведь мольберт уж не синица.
Журавль в светлой вышине.
Не знамо, сказка иль не сказка, а может, присказка грядёт.
А уж тогда как мальчик-с-пальчик,
Все камушки наперечёт.
По ним войду в Храм помолиться,
Узор свечою освятить
И вот тогда в том убедиться,
Что Истине и Славе вечно быть
Лишь в Господе!