Татьяна Вольтская - Почти не болит

И что ей благолепье Джоттово —
Поселок, рощица, перрон —
Она возьмет и подожжет его,
Не дрогнув, с четырех сторон.

И клены по ветру закружатся
И звезды красные свои,
Не удержав, уронят в лужицы
И в глиняные колеи,

И зашатаются, как пьяные,
Теряясь к ночи в трех соснах,
Забор, крылечко с Мариванною
И небо в крупных орденах.

Вот лежит он на скамейке —
То ли брат, то ли двойник,
И слюна сбегает змейкой
На потертый воротник.

И его любила мама:
– Спи, тепло тебе? – Тепло.
Чтó хребет ему сломало,
Душу бедную сожгло —

То ли травка, то ли водка,
То ли ушлые дружки?
Золотистая бородка,
Стоптанные башмаки —

Словно не дошел до Мекки,
На Афон, в Иерусалим —
И свалился на скамейке,
Для гуляющих – незрим:

Вшивый, конченый, бездомный,
Беспробудный, молодой —
В сердце осени бездонной,
Словно Царство, золотой.

День, похожий на Судный, утопает стопа,
Воздух пестрый лоскутный —
листопад, листопад!

Дождик – нет, не потушит
зарева октября:
Точно грешные души, ярко листья горят.

Вот и наши с тобою полетят среди них,
Золотою трубою над землей взметены,

В городские ущелья глянув для куража,
То моля о прощенье, то от страха дрожа.

Невпопад наши речи. Все прозрачнее сад.
Обними меня крепче —
листопад, листопад!

Умирающих листьев палых
Под ногами живая дрожь.
Только из дому выйдешь – в Палех,
Как сквозь зеркало, попадешь.

В черно-красной его шкатулке,
В черно-желтой и золотой
Перекатываются гулко
И слова, и шаги. Постой,

Отвернись от минутных зрелищ,
Придержи беспокойный шаг:
Зажимая рану, царевич
Упадет на кромешный лак.

Кровь, распавшаяся на звенья,
Звяк да звяк – тяжела, густа.
Хоть на миг задержи паденье
Оторвавшегося листа!

Липы стрижены наголо,
До основы, до сути.