Евгений Журавлев - Любовные игры и сказки любви

Парень твой и угрюм, и неловок,
И не выше тебя по уму,
Но под градом смешков и издёвок
Крепко ты прикипела к нему.

Парень твой из рабочего класса,
Голодранец и просто юнец.
Он – та самая серая масса,
Над которой стоит твой отец.

Но тебе нет до этого дела,
Ведь любви не нужны тормоза.
Ты ведёшь себя дерзко и смело
И опасности смотришь в глаза.

Но, когда побываешь ты в мире,
Где он вырос, в котором живёт,
В его тесной и грязной квартире,
Совершишь ты крутой разворот.

Это вас отдалит, а не сблизит,
В бардачке ты найдешь порошок;
Упадут из глаз капельки слизи…
Ведь тебе, в твоей кукольной жизни,
И одной без него хорошо.

Спят солдаты в объятьях казарм.
Аккуратно разложены вещи.
Сон их, общий огромный плацдарм,
Подготовлен для высадки женщин.

Спят солдаты, устав от войны,
От крутых командирских затрещин.
Снятся им коллективные сны
Про красивых, податливых женщин.

Спят солдаты, разбиты трудом;
Видят сон они, вечный и вещий,
Что встречает за пьяным столом
Их ватага бессовестных женщин.

Спят солдаты, смертельно устав,
Но без устали сердце трепещет.
Им не снится ни мать, ни устав,
Только плоть обнажённая женщин.

В мыслях – сумятица,
Груди набухли…
Белое платьице,
Белые туфли.

Были приятели
Только снаружи:
Парня объятия
Голову кружат.

Вечер за стёклами…
Умерли люди…
Лифчик расстёгнут и
Скомканы груди.

Стоит ли каяться?
Свечи потухли…
Скинуто платьице,
Сброшены туфли.

Шёпоты страстные,
Это – серьёзно.
На белом – красное,
Радости слёзы.

Вновь я свой загружаю планшетник
И ищу, и ищу, и ищу…
Что смутился в тот вечер последний,
Никогда я себе не прощу.

Хоть прошейте, хоть перепрошейте,
Не забыть голубые глаза!
Вижу я на знакомом планшете
Незнакомые мне адреса.

Как же я упустил этим летом
Голубые, как небо, глаза?
Будем мы с моим другом планшетом
В безысходной тоске зависать.

Прошвырнуться не тянет из дома.
Будто мышка скребёт на душе…
Но найдёт наших общих знакомых
Мой надёжный приятель – планшет.

Не останусь в квартире я киснуть:
Я узнать её адрес хочу,
Но глаза её встретив, зависну
И опять, как тогда, промолчу.

Ты писать мне стала чаще,
Видно, нравится самой.
Я открыл почтовый ящик —
Электронное письмо.

Мне не надо ехать в Химки,
Чтоб в глаза твои взглянуть;
Тут, в письме, такие снимки,
От которых не уснуть!

Раньше на тебя в обиде
Был за то, что писем ждёшь,
А теперь ты в голом виде
Файлом вложенным придёшь.

Здесь никто письмо не стащит,
И не вскроет почтальон,
И хранит почтовый ящик
Этих писем миллион.

Но не в силах чёрный пластик
И включённый монитор
Передать порыва страсти,
Буйной юности задор.

И тогда, забыв про снимки,
Бросив кликать и качать,
Я к тебе приеду в Химки,
Чтоб увидеть и обнять!

Пролетело насекомое,
Что за вид – не различить,
А за ним моя знакомая
Побежала во всю прыть.

А за ней в одних подштанниках,
Спотыкаясь и скользя,
С видом глупого ботаника
Побежал по лугу я.

Моё дело – математика!
Рассчитал минуты я:
На костюме твоём бантики
Развязал – и ты моя!

И поляны земляничные
Растеряли урожай:
Наши крики истеричные
Их заставили дрожать.

И едва с тобой знакомые,
Мы вступили в симбиоз,
Цепко ты как насекомое
Впилась в плоть мою до слёз.

Моё дело – математика!
Поцелуев точный счёт.
И с улыбкою фанатика
Ты шепнула мне: «Ещё…»

Улетело насекомое,
Нас с тобою понесло…
Может, ты моё искомое
И счастливое число?

Ты любовью моею ошпарена.
Только раз умудрился раздеть.
Только ночь была мною подарена,
А ожоги той ночи везде.

Я шептал тебе речи любовные,
Как горяч был их бурный поток,
И кусала ты губы бескровные,
Остро чувствуя слов кипяток.

А когда смелой лаской и нежностью
Я обжёг твою плоть, то тогда,
Примирилась ты с той неизбежностью,
Что придётся любить и страдать.

Ты любовью моею ошпарена,
Сколько за ночь в тебе перемен:
И уже не Татьяна ты Ларина,
А кипящая страстью Кармен.

Мы не гуляем при луне
Среди пустых аллей.
Ты задохнулась на спине
Под тяжестью моей.

Мы не танцуем на балу
Под слаженный оркестр.
Тебя я тискаю в углу
Уже второй семестр.

Не говорим под сенью лип
Мы о любви святой.
Под музыки попсовой хрип
Мы пиво пьём с тобой.

Ты – не принцесса, я – не принц,
Не ровня королю.
Но искреннее этих лиц
Мы говорим: «Люблю».

Ночь. Москва начинает стихать,
Но не спится мне, даже не дремлется;
Из меня яркой лентой стиха
Душу тянет подружка – изменница.

У подружки румянец не сходит с щеки,
У подружки растрёпаны волосы,
И желанья мои – молодые щенки —
Лают нечеловеческим голосом.

И становится жизни желанней она,
И оно происходит – соитие.
Проливается, может быть, строчка одна,
Но в ней нового слова открытие.

Белой бабочкой сон начинает порхать
Над моей головой утомлённою,
И вплетаю я яркую ленту стиха
В её кудри рукою влюблённою.

Мы с тобой студенты ВГИКа,
Оба молоды с тобой;
И постель белеет книгой
По науке половой.

Ставим мы оценки сами,
Строже, чем профессор, я;
Ночью ты сдаёшь экзамен
Лучше, чем при свете дня.

Что нам Вайсфельд или Гребнев!
Тут Феллини даже глуп.
Нам понятней, чем учебник,
Милый шёпот мягких губ.

Мы с тобой сбегаем с лекций,
Ты боишься одного:
Как бы не схватить инфекций
От предмета моего.

Вновь усов небритых щётки
Колют кожу щёк твоих;
Наши баллы не в зачётке —
Между наших ног нагих.