Array Антология - Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

– «Вам комнату?»

– «Комнату».

Край ослепительно белой смеющейся залы мелькнул завитушчатым потолком и чернеющей мебелью стиля барокко; мы смутно увидели: столики, столики; и за одним, точно палка, застыл седоусый француз. Нам открыли дверь комнаты стиля ампир.

Принесены чемоданы; на столике в чистых салфетках горит серебром «Thé complet». Мы подходим к окошку, открыв доходящие до полу двери, и – ночь пролилась из лагун: янтареющим месяцем; в месяце встали узоры домов и бока неживого палаццо.

Мы долго и молча стояли, просунувшись в месяц, ходивший за тихой стеной над… пятнадцатым веком [267].

Гораздо больше хлопот, судя по всему, доставил персоналу той же гостиницы другой визитер, И. К. Альфред-Быковский:

Нам рекомендован был роскошный Hotel «Victoria», к которому мы подъехали на гондоле (лодка). <���…>

В воздухе моросило; с неба падала какая-то пронизывающая нас жидкость.

Было холодно и в номере «Victoria».

Моему спутнику нездоровилось, и я позвал слугу (факкино, facchino), который затопил камин ветками апельсинного дерева; он принес несколько веток…

Камин задымил; минуты три спустя комната наполнилась едким и удушливым дымом; мы выражали, как могли, свое негодование; факкино (facchino) уверял нас, что «все это» пройдет, но «все это» не только не проходило, но продолжало увеличиваться; тогда мы, послав ему вдогонку несколько коротких, но крепких слов, которыми так богат наш великолепный русский язык, бежали из номера, и только в читальне несколько успокоили свои расходившиеся нервы [268].

Здесь же в свой приезд в Венецию останавливался В. Я. Брюсов [269]. Нет в путеводителях (кроме всезнающего Бедекера) и упоминаний об отеле «Кавалетто» (рядом с пьяццей Сан-Марко, комната от 2 лир, пансион от семи) – между тем, как минимум двое из наших информантов прожили там по нескольку дней:

Я в Венеции! Я со своей возлюбленной Атей – в Венеции! Атя четыре года назад уже побывала здесь, но то было в обществе своей сестры и в атмосфере какого-то взбалмошного пикника. Теперь же по ее сияющему лицу я вижу, до чего она сознательно все воспринимает, до чего в унисон бьются от восторга наши сердца…

Остановились мы по рекомендации наших родных в «antico Albergo Cavaletto», стоящем на берегу небольшой водяной площади (бассейна) как бы в кулисах самой Пьяццы Сан Марко.

Как только наши вещи были внесены в номер, так мы, ничего не распаковав, побежали на эту площадь [270].

За несколько лет до этого в том же отеле жил М. В. Нестеров, познакомившийся по пути в Венецию при комических обстоятельствах с харьковским помещиком и его дочерью:

Вещи наши вынесли, уложили в гондолу, и мы каналами поехали в другой конец города, где помещается избранный нами отель «Кавалетто».

Наш гондольер не был молодой гондольер, он не был весел и не пел, тем не менее мы чувствовали себя прекрасно. Была тихая южная ночь, и звезды, и месяц, и тихие улицы, еле освещенные фонарями, бесчисленные мосты – все это было ново и поэтично. Чувствуешь себя, как в опере. Впечатление это еще более усиливается, когда в тишине где-то послышалась серенада. На мосту покажутся тени, затем снова звуки, приятный тенор кому-то не дает крепко уснуть. Хорошо…

Наконец «Кавалетто». Нас встретили, проводили по комнатам, я поместился с папашей своей дочки, а дочка поместилась номера через три.

Утром, напившись кофе, пошли на пьяцца (площадь) Сан-Марко, которая почти рядом [271].

Одним из самых популярных среди туристов из России был Grand-Hotel Luna, также располагавшийся недалеко от пьяццы («№№ от 3½ до 6 л. Ст.: 1½, 3–4 и 5–7 л. Панс. от 10 л.»). В рассказе З. Гиппиус «Луна» вскользь описываются интерьеры его номеров: «В „Luna“ Степана Марковича провели к лифту и подняли чуть не к небесам. <���…> Войдя в первую комнату – салон, – Вальцев невольно съежился, он дня не мог бы тут прожить – везде золото, дешевая, видная роскошь, неуютно, неприятно и, должно быть, очень дорого. Только из окон был, вероятно, хороший вид с высоты» [272].

Из участников нашей антологии там жили И. Н. Донской-Болотников («Отель „де ла Луна“ принял нас в свои объятия, и, поужинавши, мы уснули крепким сном» [273]), С. Заяицкий, П. Перцов, С. Соловьев («В отеле Luna / И днем всё тихо и темно, / Как под водой») [274]. Впрочем, несколько его постояльцев (путешествовавших вместе) остались им не слишком довольны:

Гостиница Hotel Luna мне еще незнакомая (рекомендовали в Москве Поленовы). Взяли две комнаты. Спустились вниз в столовую. Пусто. Только в углу какой-то долговязый господин кончает ужин. Батюшки, знакомый – синьор Рота, наш знаменитый московский баритон.

Он тоже очень похвалил отель. Поужинали, Рота пошел скоро спать, а мы, конечно, неудержно побежали к св. Марку, тут же рядом, только шмыгнуть под арку Прокураций. И долго-долго блуждаем по Piazza и Piazzetta, любуемся в полутьме Марком, лоджеттой, porta della Carta…

Сильно устали и пришли спать, но – боже! – что за номера! Сырость отчаянная. Все мы были непривередливы, но белье было буквально насквозь мокрое, и мы не знали, как лечь в эти болота-постели. Мы всю ночь полуспали, утром пошли искать другую гостиницу.

У Даниеля, к сожалению, подходящих номеров не нашли. Пошли дальше по Riva и тут облюбовали простенький Hotel Sandwirtt (позднее, «Аврора»). Хозяин гостиницы был очень симпатичный старичок-тиролец, Herr Sandwirtt, он очень нам понравился, и мы сразу подружились. Он отвел нам прекрасные комнаты в бельэтаже с балконом на Riva (с этого балкона Серов написал свой превосходный этюд Венеции, который в моем собрании) [275].

Венецианская гостиница, специализировавшаяся на обслуживании русских путешественников, называлась Hotel Bellevue et de Russie: путеводитель Филиппова, наскоро перечислив все, названные нами выше, около нее одной делает пометку: «Единственная, находящ. на площади С. Марко, – Бельвю, недорогая и порядочная» [276]. Вряд ли с ним бы согласился ее прихотливый постоялец, уже знакомый нам А. Н. Маслов-Бежецкий:

Гостиница «Belle vue» была устроена по общепринятому образцу. Вход, оснащенный электрическим шаром, и выходящий на сравнительно широкую улицу, т. е. около трех сажен ширины. Швейцар в какой-то ливрее, с голодным и тоскующим взглядом; узкая деревянная лестница, бюро отеля в квадратную сажень с исхудалым молодым секретарем и торчащим около него мальчиком в жокейской шапке; «salon de lecture», тоже ничтожных размеров с разбитым пианино и с небольшим столом, на котором разбросаны газеты и несколько старых путеводителей; наконец, горничные в белых передниках и чепчиках… Одним словом, все то, что вы встречаете повсюду за границей.

Какую бы вы маленькую комнату ни наняли, как бы скромны ни были ваши требования, вам все равно будут служить трое: лакей во фраке, коридорный в неопределенном костюме и горничная в белом чепчике. Только что вы вошли в ваш номер – швейцар и еще какой-то человек без названия с здоровыми мускулами и в бедной одежде втаскивают ваши вещи; оба они страшно суетятся над развязыванием и установкой вашего чемодана или сундука. Потом входит лакей во фраке и спрашивает вас: «не угодно ли вам чего-нибудь», потом коридорный вырывает у вас какую-нибудь часть вашего платья; иногда даже срывает насильно с вас брюки и тащит их чистить; потом лезет горничная со всякой посудой; все вас спрашивают «не надо ли вам чего-нибудь», хотя это «им» надо «что-нибудь», а не вам; все вам желают доброй ночи или чорта в ступе и уходят от вас с такой очаровательной улыбкой, что вы непременно должны им дать что-нибудь на чай. Одним словом, это какой-то ходячий, живой «чайный прибор» (?). Я поставил вопросительный знак, потому что, право, сам не знаю, удачно ли это сравнение. Но дело не в сравнении, а в том, что нищенское вымогательство все более и более развивается в больших городах западной Европы, и скоро сами хозяева отелей будут просить на водку у своих клиентов. В особенности же это должно появиться в Венеции, где из ста двадцати тысяч жителей – одна четверть нищие. Я забыл сказать, что два раза на переезде от вокзала до гостиницы, первый раз – когда я садился в гондолу, и второй – когда я вылезал, ко мне подходили нищие с протянутой рукой и с обычными «la carita, signor! Per amor di Dio, signor!».