Владимир Корчагин - Избранное. Стихотворения 1976—2019 гг.

Вне времени, вижу, что было, что будет,
От личности каждой во мне достиженья,
Дышу я любовью, не воздухом, грудью,
Свободною волей я сам провиденье…

За миг как шагнуть мне осталось из круга,
Мой разум готов разорваться на части,
Он сжался в комочек пружиной испуга,
За миг как шагнуть в неизбежное счастье.

За красоту твою ли за душевность,
Или моя душа нуждается в любви,
Отчет не отдавая совершенно,
Что ждет нас неизбежно впереди,
Я предлагаю выйти тебе замуж,
Даешь согласье ты, и мелодрама
Как бы сама напишется судьбой.

Как в сказке начинается прекрасно,
Довольные, влюбленные с тобой,
Мы бредим счастьем и… напрасно:
На белой скатерти уж первая помарка,
Потом еще, еще и – грязное пятно:
В душе ты недовольная подарком,
Хочу хоккей смотреть, а ты – кино,
Я бросил взгляд на девушку невольно,
Ты не могла простить мне много дней,
Альбом отобрала зачем-то школьный,
С обидой бросила: Смотреть его не смей!

Уж скатерть серая, ничем не отстираешь,
Но невозможно заменить её другой…
И мир иллюзии, на части распадаясь,
Где чаще, чаще ссоримся с тобой.
Да знала бы, какой ты есть мужчина,
А ты хозяйка…, в общем, никакая,
И вот уже мы спим спина о спину,
И что любовь покинет, нас не испугает.

На этом месте нажимаю кнопку «стоп»,
Еще два кадра, станет очень поздно,
Меж нами черт завелся или клоп,
И наше поведенье одиозно.
Давай изменим мир наоборот,
Спасенье есть взаимное прощенье,
Всё ерунда, любовь пока живет,
Пока есть бескорыстное влеченье.

Надежда нас обманывает ловко,
Болтается пред носом как морковка.
Тянусь рукой, чуть-чуть еще и хвать
Пустое место!.. Дразница опять,

О чем мечтаю, тем оборотится.
С надеждой ждешь опять успеха,
А чуть шагнул, спорхнула птицей,
Иль лопнет как пузырь от смеха.

Надежда ловкая обманщица, я знаю,
Но как дурак, я верю и мечтаю,
Ну, завтра, через месяц, через год
Удача все равно ж ко мне придет!..
И год, и два, и десять пролетело,
Она меня кидает то и дело,
Что я привык и, правда, к неудаче,
Не дам опять себя я одурачить!..
Успех пришел, похлопал по плечу.
Отстань, надежда, видеть не хочу!

По метрикам рожден на Сахалине,
В поселке Горки, что лежит в долине,
Где речек тьма, тайгой покрыты горы,
В трехстах верстах по бездорожью город.

Дальневосточник, да, островитянин,
И в те края меня порою сильно тянет,
Трехлеткой пусть свезли на Материк,
И по рассказам мамы, вычитал из книг,

Как будто лично помню, в самом деле,
Поселок, сопки, море, жуткие метели.
С тех пор минуло больше чем полвека,
Не соберусь никак на Родину поехать,

Хоть пару дней на остров, как в былое,
Душой под старость, может, успокоюсь.
По существу, чужой мне край далекий,
Но и судьбы начало всех путей истоки.

Ты думаешь, сбежал,
покинув плоть земную,
Забвеньем ветер след
оставленный задует?

Да, верно, под землей
лежат, конечно, кости,
Ни друг, ни враг сюда
давно не ходит в гости,

Ни скорби, ни проклятий
и над твоей могилой.
Но знай, душа сама
себя весь век судила,

И сбросив имя, память
и личности остаток,
Спешит на землю вновь,
где ждет её расплата.

Из тела ты сбежал,
ошибки прихватив,
Пусть плоть твоя мертва,
а все-таки ты жив!

Да, есть в Галактике светило
В одной из веток на окраине,
В планете третьей поселилось
Людское племя – ужас, тайна.

С собой века они враждуют,
Что океаны – кровь и слёзы,
Учить их в мире жить впустую,
Они Вселенной всей угроза.

В дитя внедрили мы когда-то
Высокий Дух с условным кодом
«Иисус Христос», он был распятый
За поученье тем народам.

Не проще ль выжечь ту коросту
Лучом божественного гнева,
Иль затопить водою просто,
Родит существ получше Ева.

Люцифер, вечно радикально
Готов решать ты все задачи,
Земля – планета уникальна,
Поступим с нею мы иначе.

В геном внедрим мы код особый,
Чтоб люди вымерли за век,
На землю вышлем биоробот —
Нам подконтрольный человек.

Ученый Дух, так не годится,
Уверен, Бог нас не поймет.
В руках удерживать синицу,
Иль журавля следить полет,

Что лучше? Именно свобода!
А человек лишь ею дышит,
Пусть эгоист, капризный, шкода,
Разрешено законом свыше.

Людей не раз мы изводили
Огнем, болезнями, водой,
И за грехи не раз простили,
Им вреден только лишь покой.

В Саду Адам лентяй беспечный,
Душа его там без движенья,
Хоть божья тварь, дурак навечно
Без боли, страсти, без лишений.

Так что же делать? Пусть воюют?
Пусть угрожают мир разрушить?
Попытку, дай мне, Бог, вторую,
Спущусь я к ним, спасу их души!

Четверг. Июль. Семнадцатое. День.
Обычный день, и всё же необычный.
Из прошлого не свет – приходит тень
Отца – не может он явиться лично.

И тень сгущается до плотности телесной:
Как в жизни предо мной отец живой!..
И страшно чуть, и радостно мне, честно,
Старик за восемьдесят лет, а молодой.

С рукопожатием скажу я: с юбилеем!
Пусть встреча эта лишь воображенье,
Прошу к столу, добавлю посмелее,
Душой к душе осталось притяженье.

И глухо чокнулись, и выпили, молчанье
Красноречивее любых порою здравиц,
Мне о себе поведать хочется отчаянно,
И упрекнуть, что сделать я не вправе…

А он молчит, и смотрит, и внимает,
И я молчу тогда, как хочется сказать,
Без слов меня он словно понимает,
И я учусь молчанье понимать…

Проходит час, минута иль мгновенье,
Настала ночь, что, впрочем, не заметил,
Я за столом один, напротив и ни тени,
Кого хотел, забыл я, нынче встретить.

А он молчит, и смотрит, и внимает,
И я молчу тогда, как хочется сказать,
Без слов меня он словно понимает,
И я учусь молчанье понимать…

И клочья серых облаков движенье
Накроет город куполом узорным,
Дымов вдали неведомых сражение,
Где я никем не ставленый дозорный,

За тем, как ветер травы пригибает,
Пытаясь, листья с веток оборвать,
Важна мне смена мелочи любая,
Чтобы уход времен не прозевать.