Сергей Сорока - Философия любви

Осень в увяданье хороша!
Цвет меняется за ночь одежд.
Происходит осенью спеша
и лишает всяческих надежд.

Лист срывается, кружится с кроны,
стелется на землю он ковром.
И не каркают, кричат вороны,
и швартуется к зиме паром.

Гонит ветер волны по протокам,
гнёт он ветви до земли легко.
Возвращаемся к своим истокам,
хоть они теперь так далеко.

Тут стояла деревушка в счастье,
с берега глядела летом в Обь.
Извели родную вскоре власти,
в счастье не жили бы люди чтоб.

Место заросло с тех пор бурьяном,
всюду заросли шумят кустов.
Как прозрачно было здесь утрами,
вечерами истинных стихов.

С дровами что за холода?
Пускай свирепствует зима.
Затопим печи – и тогда
тепло, как летом, у меня

мозги не мёрзнут, и в пимах
иду по снегу под закат,
и, потеряв к морозу страх,
с дровами, и ему я рад.

Пусть свирепствует на поле
за окном моей избы.
Разгуляться где на воле,
может, без, с огнём борьбы.

Холода в Сибири крепки,
нам привычные они.
И шагаю я под кепкой,
светят фонарей огни.

В круге свет, за кругом темень
и метель метёт снега.
Зимнее с пургою бремя
тяжкое, как в снег бега.

А день всё короче, короче,
и в двери стучится зима,
и ветер о чём-то пророчит,
наверно, пугает меня

своей погрешимостью в поле
на тихой и светлой заре,
где кто-то развесил вновь тролли
по раннепредзимней поре.

Когда затуманены окна,
не виден просвет в облаках.
И мой развевается локон
в возникших под вечер стихах.

С утра записал их на память
потомкам из будущих лет.
Свисает из прошлого замять,
которой сегодня уж нет.

Но скоро пойдёт день на прибыль.
В окно постучится весна.
Почувствует зимушка гибель,
свирепствовать станет она.

А грусть меня не покидает
в осенне-зимний тусклый день.
Печаль плывёт по-над Алтаем,
зловещую откинув тень.

Надежды нет на исправленье
всех состоявшихся невзгод.
Развитие без направленья
и без ответственных свобод.

Потерянное чувство рано
уходит в редкостную глубь
и льётся ложью по экранам,
меняя истинности суть.

И снова наступает скука
от лжи безнравственных господ,
во власти держит их порука
не первый, но последний год.

Настанут перемены в жизни,
поднимемся и мы с колен.
Одарит счастьем нас Отчизна,
исчезнет несвободы плен.

Снежинки закружились, пали.
Никто не хочет их поднять.
Посеребрённые вновь дали
в ночи, поярче став сиять,

напомнили созвездья неба,
где нет границы никакой.
Владенье искреннего Феба,
одаривает кто нас всех строкой.

Услышав чистое звучанье,
записываю в чистый лист.
И новые идут мечтанья,
хоть небосклон пока что мглист.

Надежда нас не покидает,
что будет чистым небосвод
и солнце чести воссияет,
расправит плечи вновь народ.

Пусть снова падают снежинки
и поднимают тонус нам.
Пока нам всё ещё в новинку,
мы даже рады облакам.

Я люблю метель с пургою,
бесятся когда они.
И любуюсь той игрою.
Накрывают пледом дни.

Всё становится красивым
и покрытым серебром.
Иссякают в играх силы,
снег становится добром.

Сохраняет урожаи
будущих в посевах дней.
Мы о прошлом не мечтаем,
силы бережём коней,

тройкой чтоб промчаться в строках
по пурге, бушующей в стихах
о любви, не о пороках,
с искрой нежности в очах.

Пусть нам ветер дует в лица,
наводя румяна щёк.
Тройка мчится, словно птица,
следом стелется снежок.

За жизнь в перспективе награда,
летаю я в небе ночном
под тихую грусть снегопада,
любуясь журчащим ручьём,

стекает весною что с сопок.
Ветра пронеслись, ошалев,
и ставни устали вдруг хлопать,
утих бестолковый напев.

Мы все повзрослели в полётах
над синей тайгой за винтом.
Надёжность спасала пилотов,
пред ней рассыпался фантом.

Освоили Як реактивный
и вышли на трассы страны.
Мы были в полётах активны,
своим самолётам верны.

Стоят, отдыхают в ангарах,
покрытые пылью, они,
что были подобны Икарам.
Сняты бортовые огни.

А я помню осеннюю вьюгу
и приход между тем декабря,
как ходила позёмка по кругу,
всю округу легко серебря,

предвещала холодную зиму,
оставаясь свой век без тепла.
Я пространство во поле окину
и расправлю стихами крыла.

Пусть же светит нам солнце в зените,
серебрится ночами луна,
пусть же ткёт нам метельные нити.
Но не в этом зимы всей вина.

Заставляет понять бестолковость
человеческой массы Земли.
Никому не понравится новость,
чтоб понять бы её не смогли.

Упрощенье безумно красиво,
что вползает в сознанье людей.
Кем ты стала, держава Россия?!
Нет ответа у злобных вождей.

Занесён был я в скрижали
в перманентном ноябре.
Зубы, что ль, заскрежетали
в перламутре, в серебре.
Думал, я поймал удачу,
и грозился быть успех,
но запас был вновь истрачен,
вызвал что у своры смех.

Некоторые, залаяв,
успокоились меж строк.
Снежный ком к ночи растаял,
видно, грянул модный срок.
Я остался на диване
загорать в лучах из грёз
и с мечтой о русской бане,
раз свирепствует мороз,

знать, зима уже настала,
рассыпает серебро.
Ждать гуляния устала.
Ставлю снова на зеро.
Все нули в одном флаконе
и вращают колесо.

Я стою, как на балконе,
а в руках моих весло.

Мы из той эпохи страха
полюбили спорт, как мёд.
На груди сверкает бляха,
словно серый натюрморт.

Вот хиляю по дорожке,
то «спортивная ходьба»,
вслед за мной несутся дрожки,
и идёт на них борьба

за налоги на налоги
и на то, чтоб говорить.
Исчезают все предлоги,
но подлоги, впрыгнув в прыть,
обгоняют ложь советов,
независимых корней,
извлекающих приветы
из квадратов, где репей

раскидал свои головки,
задремавши до весны.
И лежат внутри подковки,
что спадают со струны
ненастроенной гитары
на предзимний снегопад.