Владислав Макин - Хочешь крылья белые? Сделай сам!

Редактор Надежда Семеновна Максимова

© Владислав Николаевич Макин, 2019

ISBN 978-5-0050-2505-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Признаюсь сразу: все получилось случайно.

Была толстая пачка листов со стихами. Раскладывая их, как пасьянс, в желании как-то упорядочить, мы внезапно получили своеобразный роман в стихах. Этакое «собранье пестрых глав». Почти по Пушкину.

Исследователь творчества Александра Сергеевича Е. А. Маймин в свое время писал: « Пушкин особо подчеркивал, что писать стихами роман значит писать принципиально иначе, чем прозой, подчиняться иным художественным законам, создавать иной по своей внутренней структуре художественный мир. Стихи не только условны, но и допускают условность. Поэт в повествовании может опускать некоторые обязательные для прозаика связи и мотивировки, смешивать временные и повествовательные планы, допускать больше стилевой и художественной игры, уходить от событийной линии сюжета и, по желанию и внутренней потребности, снова возвращаться к ней».

Хорошо сказано. Все точно, как в нашем случае! Читаем дальше: « В посвящении Плетневу Пушкин называет свой роман «собраньем пестрых глав», в «Отрывках из путешествия Онегина» характеризует его как «рассказ несвязный». Опять в точку! Все, как у нас! Оказывается списывание полезно… « При всем этом роман представляет собой удивительно цельное произведение. В самой пестроте и разнохарактерности картин, в разнообразии настроений, в быстрых переходах от темы к теме – цельное. Эта цельность обусловлена прежде всего единством и цельностью личности автора». Ибо в свободном романе «… автор неотступно присутствует во всех сценах».

Немножко коряво по стилю, но не будем придираться. В конце концов, литературоведы учат нас, а не мы их.

« …подобно большинству произведений этого жанра, роман основан на событийном сюжете . Этот событийный узел необычайно прост».

Естественно! Чего уж сложного: герой любит героиню, а она любит его. Затем герой снова любит героиню, а она снова любит его. И в последствии герой неоднократно любит героиню, а она, как и в предыдущих частях, отвечает ему взаимностью. Дополнительную остроту повествованию придает тот факт, что герой постоянно один и тот же, а героини разные.

Но, в сущности, литературное произведение создается не сюжетом, а мастерством и талантом автора. О результате судить читателю.

Вернемся к списыванию. « За годы, в течение которых создавался роман в стихах, многое менялось и в России, и в самом авторе, и все эти перемены не могли не найти своего отражения в романе. Роман создавался по ходу жизни и становился поэтической хроникой русской жизни и своеобразной ее поэтической историей». С этим тоже трудно не согласиться. Времена всегда меняются, но «лишний человек» в России всегда остается. Такая уж страна.

Как сообщает далее Е. А. Маймин: « Пушкин пишет, «отдаваясь течению жизни». И здесь полное совпадение с нашим случаем… «Ограниченный по объему, роман был далеко не ограничен по своим художественным целям. Это видимое противоречие находило разрешение в принципе поэтической свободы. Автору была нужна свобода для быстрого и широкого, не стесняемого никакими ограничениями движения художественного материала и движения мысли».

Думаю, достаточно для того, чтобы заинтриговать (или раздразнить) потенциального читателя. (Так и видятся бушующие толпы литературоведов, вздымающие руки с криками: «Распните их!!! Распните их!!!» (Как минимум!)). Но надеюсь, вы достаточно интеллигенты, чтобы уничтожать меня аргументированно. Для этого надо прочесть роман. Да, я настаиваю. Роман в стихах.

(Или, по американской терминологии, «Евгений Онегин-2»).

Читайте. Мы предаем себя в ваши руки. Аргументы перед вами. В добрый путь!

Мы обращаем себя в слова,

И приходят мертвые и говорят:

Кайтесь, грешные, вы еще не все знаете!

Мы воплощаем себя в дела,

И приходят живые и говорят:

Прекратите, вы нам мешаете!

И только дети, эти загадочные создания,

Понимают, как это весело —

ШУРШАТЬ УПАКОВКОЙ,

Отделяя бытие от сознания.

От сознания себя жителем бездны.

Эти Загадочные Создания.

Суета на паперти, суета.

Двери храма заперты, красота.

Смотрит голь довольная, ну и ну,

Нынче с колокольни я сигану.

Я же крылья белые сделал сам,

Трудно было первые полчаса.

Утомил я ноженьки, говорю,

Нынче я до боженьки воспарю.

У толпы шевелятся волоса,

Все никак не верится в чудеса,

Вот сидит юродивый, крестит рот.

Матерится вроде бы, ну народ.

Лишь кустов орешника полоса

Провожает грешника в небеса.

Этот час я выстрадал, видит бог,

Сколько реек выстругал, сколько сжег.

– Эй, вы люди пешие, – я кричу, —

Разбегайтесь к лешему, я лечу.

Направляю тело я в небеса.

Хочешь крылья белые – сделай сам.

Подари стихи простушке, золотой браслет пастушке,

И она себя послушно даст на сено завалить.

Но иной не тронут девы мавританские напевы,

Сердце гордой королевы очень трудно покорить.

Их богатство не прельщает, их ученость не смущает,

Ничего не обещает, но дает надежды нить.

Восхитительна не в меру, собираясь на премьеру,

Улыбнется кавалеру… и велит его казнить.

И спокойно примет ужин, и никто-то ей не нужен,

Или что еще похуже, нужен кто-то но не ты.

О, загадочная дева, рыцарь справа, рыцарь слева…

Но не девственная плева ныне символ чистоты.

Суть – банальные причины. Стали мелочны мужчины,

И геройство их по чину для кухарок в самый раз.

Для восторженных простушек, для простуженных пастушек,

Для гостиничных подружек, для мальчишеских проказ.

Ну, а ты, мой рыцарь бедный, что такой сегодня бледный?

Пусть трещит твой флаг победный, и над шлемом перьев куст.

Ты забыл, как страшный дьявол в черной луже мертвый плавал,

И твоя гремела слава, заглушая боли хруст.

И она сказала: «Бедный! Что-то вы сегодня бледный.

Разрешите флаг победный я заштопаю к утру?

Ах, из вас торчит железный, глупый стержень бесполезный.

Вы не ранены ль, мой рыцарь? Кровь позвольте вам утру».

И когда, собравши силы, ты из тела вынул вилы,

То она сказала: «Милый! Восхищенья не тая,

Я в восторге, мой любимый! Ты такой неистребимый!

Монтигомо ястребиный, где твой коготь, я твоя».

И ее сверкали глазки, и ее душили ласки,

И она любила сказки, и она была твоей.

Королева, королева, рыцарь справа, рыцарь слева.