Бахтиёр Ирмухамедов - НЕТЛЕНКИ. КНИГА ПЕРВАЯ

А мне с обманом радостней,
А мне с обманом – блажь…
Чем жизнь для нас безжалостней,
Тем сладостней мираж.

Кто соткал нам этот мир,
Мог бы взять и крепче нити:
Поглядите сколько дыр
В этой ткани, поглядите!

Льется льется синий вечер
Звезды выплыли на небо
Месяц-парус ветром всвечен
В Млечный путь на самый гребень
Что ты делаешь Природа
В душу рвутся вдохновенья
Вижу дальше небосвода
И галактик слышу пенье
Я взорвусь наверно вздохом
Разлечусь и в пух и в перья
Оттого что чудно плохо
Мне от этого безмерья
Пожалей возьми обратно
Волшебства свои святые
Лишь одной тебе понятны
Их иллюзии живые
Нет постой я не осилю
Слабость мига отказаться
От паренья в звездной сини
Я готов готов взорваться

Ночь полнолунна.
Спокойна река.
Сосны бесшумны.
Уснула тоска.
Тропкой песчаной
иду за рекой:
Может, случайно,
приду к дорогой.
Или до моря
с рекою дойду —
Старого горя
приметы найду…
…Помню прекрасно
тебя на песке.
Помню, ужасно
кольнуло в виске.
Помню и девственность
линий твоих,
И непосредственность
шуток живых.
Помню мгновение
скорой любви
И откровенья
нагие твои.
Помню скользящий
по небу рассвет
И исчезающий
твой силуэт.
Помню старанья
свои – позабыть
Воспоминанья
про скорбную прыть.
Только напрасными
были труды:
Призраком властным
являлась мне ты!
Вот и сейчас,
вопреки тишине,
С бурей у глаз
ты являешься мне.
Ночь помрачнела…
Взбурлилась река…
Сосны всшумели…
Воспряла тоска…

Колобродит Весна.
Вся Природа бушует и стонет.
В круговерти страстей
сымитировать проще любовь.
В нежно-ложных речах
чьи-то судьбы невинные тонут,
Чьи-то чистые души
уже фонтанируют кровь.
О, как трудно найти в лабиринте пьянящего мая
Тот единственный путь,
где в конце не наткнешься на крест!
И на ощупь идешь, спотыкаясь о призраки рая
И внимая фанфарам как будто бы слышных фиест.
Все идешь и идешь…
нищ, как дервиш,
нет хлеба в котомке,
И не ведаешь вовсе, сойдет ли когда благодать…
Что завещано нам,
то оставим мы нашим потомкам:
Ничего не прибавить к наследству
и нечего взять.
И до смерти бродить,
ничему, кроме страсти, не веря,
И до смерти искать,
сам не зная чего и кого,
Превращая себя не то в слизь,
не то в пыль, не то в зверя,
И, плюя, отрекаясь от клятв, от надежд, от всего.
А Весна все бурлит, колобродит,
кипит, шарлатанит;
Увлеченно любовь имитируют все, кто не мертв;
И как будто влюбленные дружно друг друга таранят,
Соревнуясь в кустах, кто кого переспит, перемнет.
И запуталось все
в этих майских изменчивых кущах,
Так запуталось, что и себя, потеряв, не найдешь.
И в толпе бестолковой,
куда-то безвольно текущей,
Запрокинув на плечи рога,
все идешь и идешь…

Обычно люди в грусть впадают,
Когда их властною толпой
Незримо годы окружают
И обливают сединой.
Но Вы же, Катя, не грустите,
И, слезно в зеркало глядясь,
Обратно младость не зовите:
Она глупей намного Вас.
Она – кокетлива, вертлява,
Капризна, суетна, пуста,
И возмутительно писклява,
И самоцельно нечиста.
Пускай не все у Вас сумелось,
Не все до сути понялось,
Зато отныне с Вами зрелость
И все, что раньше нажилось!

– Мы с Вами видимся так редко
В сей суете земных сует,
Как будто Вы мне не соседка,
Как будто я Вам не сосед.
Хочу я видеть Вас почаще,
Желательно, наедине,
Чтоб слышать голос Ваш журчащий
И забывать о седине.
– Уж не влюбились ли в меня Вы?
Вот, право, было бы смешно!
Иль Вы таите план лукавый?!
Но в Ваши годы-то – грешно!
– О, что Вы, что Вы, ангел чистый! —
Мой звездный час уже прошел.
И никакой не аферист я:
Мне с Вами просто хорошо!

Хоть иногда под небом Бричмуллы,
Где жизнь полна веселья и огня,
Уйдя под сень какой-нибудь скалы,
На миг короткий вспомни про меня.

Хоть иногда, от отдыха устав,
Когда спадет курортный легкий зной,
Не пропуская звуков сквозь уста,
Ты мысленно поговори со мной.

Хоть иногда, когда пансионат
Свой праздный шум подарит тишине,
И в чистом небе звезды заблестят,
Ты пожелай спокойной ночи мне.

А здесь, в аду ташкентской суеты,
Все это время, мучимый тоской,
Я буду помнить все твои черты
И говорить без умолку с тобой.

Что делать мне в Африке знойной, мой друг,
Если там нет твоих глаз, твоих рук,
Если в сахарских песках ни одной
Нет и песчинки, что зналась с тобой?
Нет и в Америке места такого,
Где б цвела тень силуэта родного,
Где б хоть один небоскреб безупречный
Мне бы напомнил любимые плечи.
Да и в Европе унынье царит:
Лондон, Париж, Люксембург и Мадрид
Лишь в ожиданье твоей красоты —
Их не почтила присутствием ты.
И Австралийский мне остров не нужен,
Он без тебя сиротлив и недужен:
Ни кенгуру там тебя не встречала,
Не удивлялся тебе и коала.
А Антарктиду я вовсе забыл:
Льдам недоступен твой яростный пыл;
Если б хоть раз ты ступила туда,
Сколько бы айсбергов было тогда!
Я ни одной не поддамся интриге
И ни одну не приму я хвалу:
Если и ехать куда, о мой Нигер,
Так только в святую навек Бричмуллу!

Я живу не в Париже,
Не у вечных полей,
А значительно ближе
К золотой Бричмулле.
Я живу и не знаю,
Что есть город Милан,
Потому что и раем
Служит мне Бричмулла.
Я не пел итальянкам
Серенады с гондол,
Но я брел к бричмуллянке
Сквозь Чарвакский котел.
Не хочу я в Сорренто
В романтической мгле,
Ибо умер в Ташкенте,
Но воскрес в Бричмулле!
И пускай на планете
Много красочных мест,
Но Чимганское лето —
Это мой Эверест!

Пойму ли я когда-нибудь,
Куда, зачем мы держим путь
И почему от нас до смерти
Скрывает небо жизни суть?

Был я молод, были силы,
Были звезды, сны, веселье,
Были други, песни были,
Были дни как ожерелье,
Были сочные подружки,
Были чувства, счастье было…
Но под гимн слепой кукушки
Все прошло; что было – сплыло…
Неужели это мило?!