Борис Ефремов - НАБАТОМ БЬЮ В КОЛОКОЛА! Поэма покаяния

А теперь – вот так! – из электрички.
Не хочу, чтоб кто-то был напуган…

«У поэтов есть такой обычай —
В круг сойдясь, оплёвывать друг друга…»

Ни приветствий, ни слова о смычке,
В поле грязь, словно чёрная ночь,
Лишь парторг говорил по привычке:
«Что поделаешь, надо помочь …»

И в поклонах сутулились спины,
Словно поршни в моторах стальных.
А в сторонке – моторы-машины,
И звенели ключи возле них.

Добирали рядки на закате,
Отправлялись начальство искать,
И учётчица в синем халате
Проставляла пометки в тетрадь.

А наутро – разбитое тело,
И какой-то разлад на душе…
Боже мой, как же всё надоело!
Как поездки в печёнках уже!..

Проносит волны по болоту.
Вскипает тинистая грязь.
И уж кричит с восторгом кто-то:
«Какая качка поднялась!»

И слышишь: буря – за словами,
И видишь: за волной – волна.
А там, под этими волнами —
Всё та же вязнет тишина.

Отыграла в деревне гармошка.
Стал другим деревенский народ.
Тут сейчас из любого окошка
Пугачёва с пластинки поёт.

Ну, а песен народных не слышно,
Разве в тесном, семейном кругу…
Почему так причудливо вышло,
Не один я понять не могу.

Значенье истинам крылатым
Мы слишком поздно придаём.
Что не додумали когда-то,
Сполна додумаем потом.

И вот за детскую наивность,
За неумелое житьё
Ведём колючее, как ливни,
Раздумье трудное своё.

Да как же так, чтоб в самой древней
Цепи звено оборвалось
И нашей матушке деревне
Стал не по силам прежний воз?

Да как же это приключилось,
Что молодёжь в родном селе,
Учась грехам, не научилась
Жить по-крестьянски на земле?

Давно пора понять нам свято
И внукам передать о том,
Что не додумаешь когда-то,
Сполна доделаешь потом.

И снова нежданная встреча
С тобою, столица Москва!
Опять окрыляют и лечат
И камни твои, и трава.

По улицам звонким и узким
Я снова, волнуясь, иду,
И сердце распахнуто чувствам,
Как в том, послешкольном, году.

И вновь ничего мне не надо,
Лишь только идти и смотреть
На эти резные фасады,
На эту узорную медь.

Но с чёткостью ясной рассвета
Приходит пора вспоминать,
Что надо и это, и это,
И это, и то покупать.

Семье – апельсины и мясо,
Знакомым – бельё и духи,
Учебник для третьего класса,
Известных поэтов стихи…

О, груз повседневных нехваток!
Опасней ты грузов иных,
Поскольку уж твой отпечаток
Лежит и на чувствах святых.

И я на резные фасады
Невидящим взглядом смотрю
И с горьким налётом досады
Себе самому говорю:

Наверно, в такое уж время
На свете мне жить довелось,
Что даже в лирической теме
Для критики место нашлось.

О, Споручница грешных,
Перед Сыном явись
И за нас, неутешных,
Перед Ним помолись.

За раздоры, сомненья,
За разлад на Руси
Нам, безбожным, прощенья
У Него попроси.

За бездумье, гордыню,
За утерянный стыд,
Нас, заблудших в пустыне,
Пусть Всевышний простит.

И, живительной новью
Воскрешая сердца,
Пусть спасёт нас Любовью
Всеблагого Отца.

Перед Нежным и Грозным
Помолись горячо,
Если это не поздно,
Если можно еще…

Когда в колхозы толпами сгоняли
Уже во всём обманутых крестьян,
Ты в этом факте осознал едва ли
Для родины губительный изъян.

Ты верил – этим будем мы гордиться
И что победы самый верный знак
Не палец, что по сути единица,
А только пальцы, сжатые в кулак.

Но ты уже не маленькую малость
Прочувствовал, что навсегда осталось
В душе среди других святых идей —
Чтоб не по воле чьей-нибудь сжималась
Рука в кулак, а только по своей.

И вот в «Стране Муравии» мы видим,
Как по одной из тысячи дорог,
На власти большевистские в обиде,
В своей телеге едет Моргунок.

Россия! Жаром залитые дали!
Но вот, всё тем же солнышком палим,
На вороном коне товарищ Сталин,
Нежданно возникает перед ним.

Куда, мол, путь? Какая дума в сердце?
А взгляд и впрямь отточено-стальной.
И видит Моргунок – не отвертеться.
«Не буду врать тебе, отец родной.

Мне так хотелось к сорока годишкам
Построить на отшибе хуторок.
Не для того, чтоб кланять горб излишкам,
А чтоб во всём – как мне подскажет Бог.

Но тут такая буча заварилась,
Что и отшиба нынче не найдёшь.
Немало мне с лошадкой исходилось,
И всё коммуния – одно и то ж!

И ты, отец наш, дай ответ,
Чтоб люди зря не спорили:
Конец предвидится, ай нет
Всей этой суетории?

И жизнь – на слом,
И всё на слом —
Под корень, подчистую.
А что к хорошему идём,
Так я не протестую.

Лишь об одном я, Моргунок,
Прошу, товарищ Сталин,
Чтоб и меня и хуторок
Покамест что – оставить.

И объявить: мол, так и так,
Чтоб зря не обижали;
Оставлен, мол, такой чудак
Один во всей державе…»

Покуда неудачник-хуторянин
Перед отцом державным речь держал,
Куда-то неожиданно упрянул
Отец земель, народов и держав.

И хоть поэма дальше повествует —
Пристать к коммуне должен Моргунок,
Но сердце понимает, сердце чует,
Не мог он к сатане пристать, не мог.

Он разделил печальную дорогу
С твоим отцом и с матерью твоей,
Да и с твоей, – когда судили строго
Тебя, поры советской соловей.

Как исступлённо активисты вуза
Тебя винили, подкулачный брат,
Во всех грехах Советского Союза,
В чём ты, конечно, не был виноват.

Но как потом могуществом поэта
Всё тем же Моргунком на взлёте сил
Ты гневному отрепью отомстил —
И Сталинскую премию за это
Как бы на зло неправде получил.

Но и потом, над сталинскою кривдой
Уже с великой мудростью смеясь,
В поэме ядовитой и нехитрой
Своих гонителей ты бросил в грязь.