Анатолий Ершов - L’antica fiamma

Цепь удовольствий, размышлений
Тебе откроет, не стыдясь,
Как ненадёжна эта связь
Переживаний, ощущений.

В тенёта речи улови
Их, кратковременных и слабых,
Как улетучившийся запах
Духов и женщины. Любви.

Когда сатанеешь от гнёта
Того, что в сердцах сотворил,
Подслушай у хаоса что-то
И долго считай не своим.

Признайся с печалью и молча —
Себе самому, что не вдруг
Пришла настороженность волчья
К чужому движению рук,
И к острому взгляду, и слову,
И к хитрости полулюдей.

…Не смоешь их липкую злобу,
как запах и пот лошадей.

Гурджаани, грузинская лёгкая грусть,
Послевкусие страсти томятся в глазах и гортани,
Всё горланят, картавят о давних годах наизусть. —
Там сердцами целуется юность, не ртами.

Гурджаани, соломенный запах любви,
А горчинка её это время, как горы далече.
Всякий раз были нежностью удивлены
Губы, пальцы мои, погружаясь в горячие плечи.

Нáни, гордое пламя за дверцей печи,
За щелями гудящая тяга желанья.
…Вот открыл и, сияя глазами, молчи.
Ты не мысль о любви, ты звучанье её и пыланье.

Очарованье старины —
Давно забытая морока.
И современнику без прока
Касаться головой Стены [10] Стена плача в Иерусалиме. .

Собрать друзей у фортепьяно,
На вечер Баха пригласив, —
Несовременно, даже странно,
Какой-то бзик, паллиатив.

Как может нравиться старушка,
Которой больше сотни лет,
Её манеры, букли, рюшки,
Удушье, пудра, полубред?

…Так просвещенье, если честно,
Унизило высокий слог. —
Почтенье к прошлому исчезло,
Как из кадильницы дымок.

Оно в умах не часто тлеет,
Действительность к уму строга.
…Не оттого река мелеет,
что стали выше берега.

Брат арестован. Как же ты
поехал на футбол?
Брал прелести жены…
Да и была ли боль