Александр Новиков - Стихи. Песни

Значит, будет жизнь другая,
Без полетов и скорбей,
Значит, я не распугаю
Ваших белых голубей.

Я вчера монету бросил
Из открытого окна
И заждался на вопросе:
Чем вернется мне она?

Из небес она мигает:
Мол, терпения испей.
И летает, и пугает
Ваших белых голубей.

Белых-белых, слава богу,
Что никто не изловил,
Что живут через дорогу
От любви.

Мы с тобой увидимся не скоро.
Может так случится – никогда.
Дни твои бегут, дай бог им, в гору,
А мои – под гору, вот беда.

Прожит день – он крестиком на стенке.
Час еще – прогулка во дворе.
Я живу, где все вокруг – оттенки.
Ты – в большом цветном календаре.

Все мое богатство – папиросы.
Все мое имущество – тетрадь.
И допросы, долгие допросы.
Я б соврал, да нечего соврать.

И так жаль, что мне уже не 20.
Если б так – от счастья бы завыл.
Я умел, ты помнишь, улыбаться,
А теперь, вот, начисто забыл.

От того и маюсь, видно, лишку,
То ругаясь грубо, то грозя.
Я одной тебе скажу, малышка:
Я б поплакал, да ведь тут нельзя.

Где ты, поезд, пролетевший мимо —
По холодным рельсам не догнать?
Я не называл тебя любимой,
А теперь, вот, начал называть.

И когда за полночь мне не спится,
И мечтаю, ручку теребя,
Сотни строк, как бешеные спицы,
Водят хоровод вокруг тебя.

На душе свербит сверчок запечный —
Зря бедняга силится заснуть.
И к тебе отсюда только Млечный,
Самый долгий и неясный путь.

На балконе сходка птиц
В предрассветном хоре.
Вам на кончики ресниц
Придыхает море.

Вас изжалила молва —
Разоренный улей, —
Вы пришли глотнуть тепла
И, глотнув, уснули.

И, состроив губы в клюв
Азиатской птицей,
Вы сказали вдруг: люблю,
Не сказав, кто снится.

Слово – бабочка в огне,
Полыхнуло, хрустнув.
Я подумал: это мне
Вы шепнули с чувством.

Я припомнил: этот звук
Я давно смешинкой
Милой девочке из рук
Выдувал пушинкой.

А она – сединки мне,
Чтоб быть жизни длинной,
Чтобы я ее во сне
Называл любимой.

На Восточной улице
На карнизах узких
Сизари красуются
В темно-серых блузках.

Тень ложится под ноги,
Я шагаю дальше,
Где клаксоны-окрики
Горло рвут до фальши.

Не спешу, как было, я
Два квартала выше,
Где такие милые
Три окна под крышей,

Где ронять мне выпало
Вздох обиды тяжкий,
Там сирень рассыпала
Белые кудряшки.

А еще два тополя
В побрякушках лунных
Мне листвой так хлопали
За лихие струны!

И в лады потертые
Вдавленное слово
Ветер мне развертывал
В переборы снова.

В песни да припевочки,
Словно ленты в косы,
Темноглазой девочке
Золотоволосой.

Буйствовал, досадовал,
Тенью – мимо окон,
Да к щеке прикладывал
Непослушный локон.

Лет-то сколько минуло:
Посчитать – потеха! —
Вроде как сединами
Потрясти приехал.

Да разве все упомнится —
Не прочтешь, как книжку:
Память – девка-скромница,
Слов у ней не лишку.

А быть может, блудница
Изменила напрочь?
Посредине улицы,
Оступившись – навзничь.

Друг мой старый,
Друг великий,
Вот и встретились
Как в старь.
Твой стакан опять
Не выпит,
И читаю
Как тропарь:

«Дом твой нынче
Не могила —
Не могила, а тюрьма.
Выходи, давай,
Друг милый,
Выпьем водочки.
Эх, ма!..»

На палубе горланят в караоке
Куплеты, от которых – лезть в петлю.
Но терпит ночь. И океан глубокий,
И я, на удивление, терплю.

Так ветрено в душе. И парус белый,
Как платье на красавице, трещит.
Она вино вбирает неумело,
И взгляд её, как камень из пращи.

Циклоп большой, светящийся на глади —
Корабль под зуботычинами волн,
Сосватает нас с нею, на ночь глядя,
Под корабельных склянок перезвон.

И братия, галдящая у стоек,
Нарядна, показушна и хмельна,
Сойдётся в мненьи: дамочка-то стоит,
Испить её и залпом, и до дна.

А я, ныряя в синих глаз глубины,
Рассказ нехитрый слышу наперед,
Что дома её встретит нелюбимый,
Что он не тот. А я, конечно – тот.

И в небе, сплошь утыканном свечами,
Задувши только грешную свою,
Я как корабль прозябший на причале
Ей мачтами скрипучими спою.

О том, что мы в толпе так одиноки,
Что в жизни все подобны кораблю…
А палуба сгорланит в караоке
Куплеты, от которых – лезть в петлю.

Допьемте – и бывайте.
А время след залижет,
И всё – о вас.
Дворовый обыватель
По сплетням из Парижа
Вам долг воздаст.

Докурим, и пора бы
Вам к имени приставить
«Мэм», «фрау», «мисс» иль «госпожа».
Я верю: в оперении тетерки
Вы мне не повстречаетесь в Нью-Йорке.
Ни сумочной. Ни сумрачной.
Ни судорожно дрожа.

Сподобимся в альбомы
На желтые листочки
Скорбеть душой.
Где старые любови,
Я вам оставлю строчки
Как друг большой.

И обещаю точно
На памятную дату
Вам, «фрау», «мисс» иль «госпоже»,
Чтоб вы вконец Россию не забыли,
Послать вам башмаки с российской пылью.
Вам, лапотной. Вам, лаковой.
Вам, лайковой уже.

А цветы с названьем глупым «флоксы»
На балконе вашем, тут как тут,
Полночью подвыпившие хлопцы
Барышням в букеты оборвут.

Надо ж, встретились – не во сне, ведь! —
Вечер, мистикой не угробь:
И кафе было – «Черный лебедь»,
И в бокалах – «Медвежья кровь».

И в нагретом дыму перченом,
От которого спас – слеза,
Хохотали мы оба в черном,
Запуская глаза в глаза.

Две больших долговязых птицы —
Грудь – о грудь, чтобы клюв – о клюв,
Продолжали так хитро биться,
Чтоб не выронил клюв: «Люблю».

А потом была ночь темнющей,
И какие-то в ней «пески»,
Пальцы в пальцы вплетались плющно,
И луна – помереть с тоски.

И такси своим желтым гребнем
Разрезало, как скальпель, ночь
Там, где птицы прощались с небом,
Как в каком-то кино, точь-в-точь.