Елена Воздвиженская - Дондеже есмь

Пред иконой «Умиление» —

Града Курского дитя,

Предстоящим во смирении,

Вижу, батюшка, тебя.

Старец дивный, старец светлый,

Мой любимый Серафим,

Со младенчества до смерти

Божьей Матерью храним.

В дальней Пустыньке Голгофа,

Елеонская гора,

Там по тысяче поклонов

Клал ты с ночи до утра.

Седовласый и согбенный,

Опираясь на топор,

С кем-то, лишь тобой узренным,

Ты ведёшь свой разговор.

Кроткой, детскою улыбкой

Озаряется твой лик,

Кто же там, в тумане зыбком?

Отчего ты вдруг притих?

Ко дивеевским сестрицам

Устремился ли твой ум?

Скрипнет в сенцах половица,

Проплывёт зелёный шум.

Мне б туда хоть на мгновенье,

Исцелиться чтоб душой,

Получить благословение

Да очиститься слезой.

Всё как есть тебе поведать,

Мудрости принять совет,

Посмотреть, как ты с медведем

Разделяешь свой обед.

Сныть-травою угоститься,

Паче мёда сладок вкус,

И поют у кельи птицы,

И как близок здесь Иисус…

Да и что там разговоры!

Мне бы рядом помолчать,

Под твоим небесным взором

О грехах своих рыдать.

Помолись о мне ко Богу,

Старец добрый Серафим,

Укажи мне путь-дорогу,

Чтоб дойти хватило сил.

Над главою покаянной

Пусть шумит кудрявый лес,

Внемлю я словам желанным,

Молвишь ты: «Христос воскрес!»

И такая в сердце радость

В тот же миг вдруг воспоёт!

Что со мною только сталось?

Ничего уж не гнетёт!

Распрощаюсь на поляне

И пойду тропой лесной,

И всё слышится в тумане

Вслед твоё: «Господь с тобой».

Убогая. Какое слово светлое!

Несовременное, с налётом старины,

Теплом небесным ласково согретое,

Как бы сошедшее на землю с вышины.

В широких массах напрочь искаженное,

Осмеянное серою толпой,

Людьми, насквозь грехами прокаженными,

Что смысл ему присвоили иной.

С ухмылкой за спиной вослед: «Убогая», —

Да что с неё, мол, вовсе можно взять?

А я лишь радуюсь: «У Бога я. У Бога я!»

Со мною, значит, Божья благодать.

Где начинается небесная река?

Куда несёт она свои потоки?

Стирая все границы, сквозь века,

Соединив ушедшие эпохи.

В течении вод твоих причудливо сплелись

Вселенной тайны и людские судьбы

И дивной музыкой на землю пролились,

В сердцах навеки след оставив чудный.

За той рекой, на дальних берегах,

Нас ждут все те, кого мы так любили,

Они приходят к нам порой во снах,

Чтоб мы их помнили, чтоб мы их не забыли.

О, горний мир! Как грань эта тонка,

В тот час, когда закат окрасит небо,

Расправлю крылья за спиной и в облака

Взлечу стрелой, чтоб былью сделать небыль.

Неси, неси меня, небесная река!

Мне бы увидеть близких на мгновенье,

И Чья-то добрая, могучая Рука

Меня подхватит в волны-колыбели.

О, как велики Божии щедроты!

О, сколь близка к нам Божья благодать!

Её дары ложатся словно ноты

На стан души, как в нотную тетрадь.

Нам не узреть телесными очами,

Нам не постичь её умом земным,

Не объяснить мудрейшими речами

Её – безплотную, как Божий Херувим.

Она откроется нам тихими плодами:

Смирением духа, кротостью немой,

Долготерпением, что в сердце мы стяжали,

Любовью истинной и верою святой.

Плачут свечи чистыми слезами,

Плачут свечи восковым дождём

Обо всех, молящихся в сим храме,

Перед Тем, Кто Девой был рождён.

И уже не счесть янтарных капель,

Что подсвечник гладят золотой,

Не пытай напрасно их, искатель,

Я скажу ответ тебе, постой.

Плачут свечи обо всех, кто в мире

Суетном покоя не сыскал,

Кто шагал по лезвию рапиры,

Словно в игры с князем тьмы играл.

Кто Адамов грех не смыл Крещением,

Кто святую веру не хранил,

Уповая только на прощение,

Дел дурных, увы, не изменил.

Кто откладывал на старость покаяние,

Вера, мол, для глупых стариков,

Только смерть пришла. И с опозданием

Выла скорбная душа в плену грехов.

Обо всех, кто был самонадеян,

Лишь себе победы причислял,

В своей силе твёрдо был уверен

И Творцу хвалу не воздавал.

Кто считал, что нужно взять от жизни

Всё, что можешь, ведь конец один,

Умерев, узнал, что был так близко

От Того, Кем был он столь любим.

Кто всё ждал тебя на Литургии,

Свою Плоть вновь в жертву принося,

У тебя ж дела были другие,

А Спаситель кротко ждал, любя.

Обо всех, кто в блуде окаянном

Проводил в веселье шумном дни.

Люди! Помните о том вы безпрестанно —

Умирать мы будем все одни.

Не помогут брат и друг сердечный,

Лишь дела расскажут всё о нас,

Не живите на земле беспечно,

Помните всегда про смертный час!

Перед Тем, Кто Девой был рождён,

Обо всех, молящихся в сим храме,

Плачут свечи восковым дождём,

Плачут свечи чистыми слезами…

Тучи серые небо запрятали,

Проливными дождями заплакали,

И туманы лохмотьями рваными

На деревьях повисли, как саваны.

Стаи птиц голосами протяжными

Нам кричат, чтобы помнили важное:

Быстротечны земные скитания,

Наступает пора расставания.

Словно лето становится осенью,

Жизнь земная окончится проседью,

И душа перелётною птицею

К Небесам воспарит за зарницею.

И с юдолью земной распрощается,

Светлой памятью в людях останется,

Чтобы литься, как песня печальная,

Чтоб гореть, словно свечи венчальные,

Чтобы внукам и правнукам сказывать,

Чтоб дорогу во тьме нам указывать,

Чтобы греть нас любовью сердечною,

Чтобы встретить однажды нас в Вечности.

В час назначенный встреча настанет,

И споют по нам вечную память.

Вечная память.

Вечная память.

Вечная память…

Ровным почерком каллиграфическим

Я судьбы веду хронологию,

На исходе мой труд практически,

Здесь оставили след свой многие.

Летописцем в пещере каменной,

Затворившись, как будто в крепости,

При огарке свечи засаленной

Сотни лет продолжаю летопись.

И под сводом, где капли гулкие

Сталактитами стали древними,

Я считаю века шкатулками,

Расставляя их в ниши бренные.

Своего я не помню имени,

Что давно уже в лету кануло,

На ладонях истлели линии,

И лампады погасли алые.

И в неровном, дрожащем пламени,

В хороводе теней невиданных

Я в последнем своём дыхании

Не умру, душу к Свету выдохнув.