Аркадий Воеводин - О себе и судьбах. Стихи и поэмы

Когда томит расплав наитий нежности,
И тих забот сплошной круговорот,
Я ухожу за дальние безбрежности,
За памяти миражный поворот.

Я уплываю в мир фантасмагории,
В причудливом соитии времён,
Где вне цены иные категории
Прикосновений, взглядов и имён.

Где нет страданий, лжи, тоски, банальности,
Чумных аккордов, мрака пустоты,
Но всё в своих глубинах ирреальности,
Пространства абсолютной чистоты.

Былой души тот мир, преобразованный
Под спудом наслоившихся годов,
Он, как графит, в алмаз кристаллизованный,
Не досягаем для чужих миров.

Ему пожары чужды и грабители,
Он не приемлет нынешних сонат,
Не распахнуть ворот в его обители,
Не выставить, как редкий экспонат.

Но грянет час – свершатся все пророчества
И, не достигнув всех земных вершин,
Прорвётся оболочка одиночества,
И Бог коснётся памяти души.

Мальчишка не был палачом,
И не злонравный был проказник.
Узнал, фунт горечи почём,
Что жизнь – не мёд, не долгий праздник.
Но, расшибаясь от падений,
Не резал крыл своих парений.

Не научась терпеть обид,
Чинимых слабым, и неправо,
(Хоть знал, порой, что будет бит)
Шёл в бой, не мудрствуя лукаво.
Как на живую рану соль —
Не мог терпеть чужую боль.

В душе, не будучи бойцом,
Отважно дрался, но без злости.
Частенько, с порванным лицом,
Не размышлял – целы ли кости…
Но даже в схватке, сгоряча,
Боялся бить в лицо сплеча.

Гнушаясь спевок за углом,
Брезглив был к тем, кто тёрся в своре.
Не резал сколотым стеклом,
Не вешал кошек на заборе.
От злого сердца, злобы дня,
Благой Господь хранил меня.

Мудрее тот, кого нещадно били,
Кто не кривил душой и, сам, не бил.
Несчастен тот, кого, как вещь, любили.
Блажен же тот, кто плакал, и любил.

Я пред Тобой, Спаситель мой,
С душой – израненною птицей.
Был долог, в муках, путь земной
К живой, целительной, Кринице.

Мы, с жизнью, все, играем блиц.
Нас, грешный мир, как взор блудницы,
Манит и, вдруг, швыряет ниц,
Дыша могильным тленьем в лица.

С лукавой, дьявольской руки,
Стадами бродим в сени смертной.
От вечных истин далеки,
Всё ищем смысла жизни бренной.

И чертыхаясь, и бранясь,
И, натыкаясь друг на друга,
Спешим, смеясь и суетясь,
В безумье замкнутого круга.

Ослепнув, ходим по крови
Без содроганий и смятений,
И повторяем о любви,
В бесовской пляске похотений…

Но Кто-то стукнул в сердце мне…
Очнулся, как от сна хмельного —
Чуть брезжит свет на самом дне,
В глубинах мрачного чертога.

Но Кто стучит, и Кто зовёт,
И почему так очень больно?..
Тоскливых мыслей хоровод,
Сбиваясь, топчется фривольно.

Вошёл Господь в вертеп души,
Не упрекнул, за окаянье,
Грехов оковы сокрушил,
Даруя сердцу покаянье.

Рыданье бьётся из глубин,
В слезах вершится омовенье.
О, нет у Бога половин,
Во всеблагом Его прощенье.

Не я, блудя, нашёл Тебя,
Ты, воскресив меня из тлена,
Подняв, врачуя, и любя,
Увёл из дьявольского плена.

Спешу к Тебе, отныне – Твой,
И об одном молю – не сбиться,
Чтоб из Тебя, воды живой,
Возжаждав, вновь и вновь, напиться.

«Без Мене не можете творити ничесоже», —
И истинен Божественный глагол.
Я, без Тебя, и мерзок, и ничтожен,
Грехами спутан, как в силках щегол.

Я, без Тебя – безумнейший слепец,
Гордец, превозносящийся под небом,
А, в сущности – бесчувственный мертвец…
С тобой я есть, а без Тебя бы – не был.

Уходит день, и я к Тебе спешу.
В моленьях блекнет мира наважденье,
В слезах, горчайших, милости прошу
И, на Твоё, надеюсь, снисхожденье.

И Ты сошёл во мрак моей души,
Во мне ли Ты, иль я в Тебе – не знаю…
Но что мне делать? Я опять грешил!
И стыд, и боль, нещадно, вновь, терзают.

Любовью, весь, пронизанный насквозь,
Стенаю, вопию и, непреложно,
Тобой живу!… А быть с Тобою врозь —
Немыслимо, несносно, невозможно.

Сладчайший Иисусе, мой Господь,
Целитель мой, Спаситель мой, Творец,
В Тебе един я: дух, душа и плоть,
Как Ты един – Сын Божий и Отец.

Лунный свет, пробившись в створ оконный,
Заструился, как кадильный дым,
Заливая келью и иконы,
Омывая лики всем святым.

Сердце преклонилось помолиться,
Словно ключ, из каменных оков,
Из глубин его слеза сочится…
Где-то, в нём, источник родников.

Сердце, сердце, ты лежало камнем
На надгробье умершей души.
Кто тебя движением сакральным
От могильной узы разрешил?
Кто тебя отверз могучим жезлом
И исторг потоки чистых струй,
Душу, умерщвленную уже злом,
Пробудил, как птаху поутру?
Чувств смятенных смягчил непогодье,
Обласкав любовью?
Боже, Ты?!
И с ресниц стекает половодье,
Омывая лики всех святых.

Дай Боже силы возлюбить
Всех, кто меня возненавидел.
За тех, кто с умыслом обидел,
Подай слезу Тебя молить,
Чтоб Ты отвёл от них погибель.

Дай Бог сочувствия к бомжам,
К слепым, и сгорбленным летами,
Ко злым, с хулящими устами,
К безумным – падким к грабежам,
С окаменевшими сердцами.

И суесловных, и хапуг,
Не презирать подай терпенья;
Пред возносящимся – смиренья;
И не роптать на свой недуг,
Но боль принять, как вдохновенье.

Ты знаешь, что я слеп и нищ,
Обобран, дочиста, страстями.
Себя, избивши похотями,
Низвергнул в мерзости гноищ,
Где дух смердит и воля вянет.

Но изведи из этих мест,
Очисти многими скорбями.
Дай силы мне нести свой крест,
Твоими, Господи, путями.

Вы, по смерти моей, не творите тризн,
Патетических слов не надо,
Даже если душа переходит в жизнь,
От земной суеты – из ада.

Мимо ада душе не пройти, увы,
Этот мир прозябает в аду.
Все рождаются в нём, как и я, и Вы,
И страдать, и терпеть нужду.