Владимир Полосков - Благодарю тебя, судьба, благодарю! Гражданская лирика

Осталось всего лишь минуты четыре.
Быть может, продлят их ещё на года.
Земляне хотят сделать всем харакири.
Да так, что исчезнуть потом навсегда.

И в пламени адском, своих рук творения,
страдать будет в муках планета Земля.
И нет у землян никакого спасения.
Такая им выпала, видно, судьба.

Когда же погаснет то адское пламя,
наступит, быть может, и год нулевой.
И жизнь на Земле не спеша возрождая,
На новом ковчеге появится Ной.

Времена нынче стали не те.
На душе пустота и истома.
И страдает в смертельной тоске
секретарь заводского парткома.

Всё ведь было когда-то ладом:
кабинет, протоколы, отчёты.
Заседал регулярно партком
и в обкоме всегда был в почёте.

Уваженье в глазах работяг.
И в кругу самых близких попойки.
А кто против – тот классовый враг,
ему место на северной стройке

А теперь кто? И жить ему как?
Не уйдёшь ведь, как раньше, в подполье.
А вокруг несусветный бардак,
утопает страна в алкоголе.

Остаётся судьбу свою клясть
и терзаться душевною мукой.
Не вернуть ту, ушедшую власть
и тот строй, что легко так профукал.

Вот друзья. Так умеют ведь жить,
все давно при деньгах и во власти,
и готовы хоть с чёртом дружить,
лишь бы только в козырном быть месте.

Твердолобый, как каменный Маркс.
В убежденьях несокрушимый.
Он бы к стенке поставил всех нас,
если б только ему разрешили.

В тихом парке скульптур
будто с детства знакомого Осло,
где от викингов грозных
остался в истории след.
Чисто. Мирно, Спокойно.
И кажется даже всё просто.
Всем понятно без слов,
что хотел нам сказать Вигеленд.

Человек. Всё о нём,
нашем общем житье человечьем.
Многогранно безмерный,
бесценный алмаз бытия.
Всё застыло и живо.
И жить здесь намерено вечно.
И мне кажется, кто-то
похож даже чуть на меня.

Серый твёрдый гранит.
Потемневшая с проседью бронза.
Сколько тел и движений?
И сколько здесь разных идей?
Все привычные в жизни
и все необычные позы.
Только нет одиноких,
уставших от жизни людей.
В той симфонии камня
всё чаще звучит одна нота.
Поначалу чуть слышно
и кажется где-то в груди.
И не сразу поймёшь:
отчего, почему, для кого-то?
А потом озаряет —
то звук здесь живущей любви.

В этом мире скульптур,
здесь под сереньким небом стоящих,
бродят люди живые.
И разницы, в сущности, нет.
Поменяться б местами.
Но нет. Не дано настоящим,
а застывшим века
подарил здесь стоять Вигеленд.

Королевская крепость —
старый замок Кронборг,
по Шекспиру известный
больше как Эльсинор.
Смотрят старые стены
на пролив Эризунн.
Где-то здесь бродят тени
и к отмщенью зовут.

В благородных семействах
кровь не редко лилась,
и творила злодейство
королевская власть.
Пред кровавой развязкой,
по веленью судьбы,
здесь когда-то принц Датский
молвил «Быть иль не быть»?

Быть – так, значит, бороться.
Быть – не ведать покой.
Быть – вершить благородство.
Быть – всегда лишь собой.

А не быть – примириться.
А не быть – промолчать.
А не быть – не родиться,
А не быть – измельчать.
Быть – иметь свою веру.
Быть – идти до конца.
Быть – казнить за измену.
Быть – стоять за отца.

А не быть – так и будет.
А не быть – так беда.
А не быть – кто же будет?
А не быть – как тогда?

От любви до коварства,
между быть и не быть
Гамлет долго метался,
как ему поступить?
Всё искал аргументы.
случай их преподнёс.
Шпага, яд – и в моменты
так решился вопрос.

Были кратки мгновенья
той кровавой борьбы.
Но звучит в поколеньях —
«Быть или же не быть»?
Нет ответа нередко
на вопрос до сих пор,
Что оставили предки
в замке том Эльсинор.

Вижу хмурые лица
и понурость в глазах.
Что в их душах твориться?
Что там в их головах?

Ведь совсем не монахи,
от сохи мужики.
Штампы, комплексы, страхи,
как для волка флажки.

Не гневит бы начальство.
не лишиться б щедрот.
Добровольное рабство
слаще всяких свобод.

Из страстей только зависть,
в убежденьях туман.
И одна только радость —
зелья полный стакан.

Где томление духа?
Божий промысел где?
В головах их разруха
и разруха везде.

И бредут как спросонья,
как впотьмах человек.
Им бы жить не сегодня.
Им бы в каменный век.

Я давно безразличен к кликухам,
помирать кем – не всё ли равно?
Вот бы нравиться мне молодухам
и любить, как когда-то давно.

Но недавно мой шеф к удивлению —
подходящий, видать, был момент —
вдруг изрёк, что имеется мнение
и пора мне дать кличку «доцент».

Мол, бывали уже прецеденты,
это будет со мной не впервой,
что бывают тупые доценты,
я средь них буду самый тупой.

Ничего теперь нет в этом нового,
и в отчётах подскочит процент.
Я же вспомнил артиста Леонова
и бандюгу по кличке «доцент».

Ну, да ладно, берите в компанию.
Я и пьянку устроить готов.
Это вроде, как бабку Наталию
примут с внучкой опять в комсомол.

Но почём в государстве доценты?
Говорят, им цены теперь нет.
Не дают за доцента и цента.
Ну кому такой нужен доцент?

Разве что времена невезучие
будут длиться не так много лет.
Да и внуки припомнят при случае,
что ещё и доцентом был дед.

Людей, нарушивших закон,
мы осуждаем порой строго.
Таких у нас под миллион,
сидят по тюрьмам и острогам.

Им наказание нести,
дождаться дней поможет вольных —
«Не верь! Не бойся! Не проси!» —
девиз российских заключённых.

Я по статье не осуждён,
свободным числюсь человеком,
но к нищете приговорён,
а значит, что-то вроде зека.

Мне суждено жить на Руси,
хоть не лишают меня визы.
«Не верь! Не бойся! Не проси!» —
Моим становится девизом.

Куда нас завели вожди?
Кто промерял глубины брода?
И что там ждёт нас впереди?
Мы вымираем год от года.

Спаси нас, Господи, спаси!
Убереги от недорода!
«Не верь! Не бойся! Не проси!» —
теперь девиз всего народа.