Мария Косовская - Литературный оверлок. Выпуск №4 /2018

На трубе в немыслимых позах спали полунагие истощённые рабочие. Один улёгся нога на ногу в канаве и безмятежно глядел в небо. У грязного забора сидела группа йогов, наблюдая за Иваном.

От всего увиденного закружилась голова, начало тошнить. Иван вернулся к реке, и вышел, наконец, к своему отелю. В лёгком неоне и белокаменном фасаде он показался Ивану стерильным дворцом белого человека.

В темноте сада слышались тихие голоса непальцев с кухни и мягкий свет ноутбука – кто-то из постояльцев ужинал. Иван сел лицом к деревьям и прикрыл глаза. В пальцах он катал млечный гладкий камушек, что дал ему аскет.

– У вас не занято? – услышал он.

Утренняя девушка появилась перед ним с бумажной папкой. Следом подошёл парень с кухни и зажёг большую свечу на их столе. Странные картинки на листе ожили.

– Как ваша прогулка? – спросила девушка.

– Немного устал. Столько всего!

– Ришикеш – калейдоскоп. Поживите тут месяц.

– Посмотрим, – Иван вспомнил старуху и поёжился.

– Я обещала вам показать мои наработки, – сказала девушка за свечой.

Они склонились над альбомом.

– Интересно, – усмехнулся Иван, – что смогут нарисовать дети, живущие в трубе!

– Зря смеётесь, вот глядите-ка. Для сравнения. Французы. Руки в боки, картинка в углу листа, или это чудище с шипами. Европейская депрессия. Ну и у нас кто в лес, кто по дрова. Кто это – колобок, курица? Нет, это русский «папа». Вот волосатость, вот трусы. Не слишком ли рано восьмилетней девочке подмечать такое? Агрессия и секс.

– И в чём причина?

– Неверное сексуальное воспитание. Мы всё ещё болеем постпереестроечной фрустрацией. Нам бы поучиться у индийцев раскрепощению чувств.

Снова мелькнула старуха с подолом.

– Видимо, у России свой путь, – сказал Иван. – Почему надо у кого-то учиться?

– Даже Ломоносов учился у немцев. По крайней мере, сначала. Так и нам не следует игнорировать бесценный опыт.

– Ну и что же рисуют дети базаров?

– Это вы про индийских? – она резко перевернула альбом. – Вот. Среди восемнадцати ни одного отклонения. Художники из них не очень. В школе совсем не занимаются ИЗО. Но это не их вина. А дети совершенно здоровы, общительны и любят не только маму-папу, а ещё и собачку и деревцо.

Иван осмотрел ровные уверенные линии детских рук.

– Но скажите мне, как доктор, что это значит? Что Индия – самая здоровая нация?

– Может и так. А может, напрашивается ужасный вывод, – она почесала нос.

– Прямо ужасный?

– Для меня, как для учёного. Кажется, наша хвалёная психология ни черта не работает за пределами стран, её изобретших. В мире полно мест, где традиция сильнее индивидуальности.

– Германия когда-то тоже хотела создать единый шаблон для всего человечества.

– Это невозможно. И раз так, то и сама наука психология очень ненадёжна. Просто фикция. Шесть лет моего образования…

Она замолчала и стоически улыбнулась ему. Плотно сжатые губы не выдали дрожи. Проступил румянец. Глаза с лёгкой безуменкой моргнули несколько раз, она схлопнула альбом и встала.

– Рада была исповедаться вам. Доброй ночи.

Иван вновь остался один. Достал блокнот с карандашным огрызком и улыбнулся тому искусственному, что подобно маске скрывало тайные страхи и психозы его астенической русской души. Он погладил рукой искусство. Искусство – не наука. Искусство – не фикция. Оно – шаблон, подходящий для всего человечества. Дорога к Богу.

Художник улыбнулся.

Все рвутся к Богу. Может даже и я, – подумалось Ивану, – И чего это я тому таксиступро Эверест сказал? Неужели я и впрямь хочу потрогать его подошвы? А почему бы и нет! Он тут недалеко. Пару десятков автобусов, пара поездов. Почему бы и нет.

Рука его нарисовала треугольник.

3. Город смерти

Ганс и Манфред приехали из Висмара, портового городка на севере Германии. Два брата из старинного рода саксонских негоциантов, веками торговавшего сельдью и пивом на балтийских берегах. Оба одинаково высоки, белобровы, с рыжей щетиной и красными костяшками коренастых кистей.

Ганс был старше Манфреда на пять лет. Манфред только что окончил университет с дипломом историка. Ганс третий год странствовал по миру.

Братья решили прервать купеческую преемственность, продали бизнес и теперь неторопливо искали себя по всему свету.

Скучая по европейскому общению, Иван подсел к ним в автобусе, поскольку ни один индиец не желал их соседства, а место было тройное. Гансу и Манфреду сразу понравилось, что Ивана так зовут.

– Наш дед тоже знал одного Ивана, – сказал Ганс, – они познакомились в Кракове в сорок пятом. Тот Иван взял его в плен и тем самым спас от расстрела.

Братья рассказали, что были на Гоа, и что там все принимали их за русских. Рядовой индиец уверен, что «русский» – значит «был на Гоа». Пил и курил, и кверху брюхом плыл. Ивану это казалось обидным, что славяне были варварами в глазах иноземцев. Варварами, которые или вообще боятся выйти из районной пещеры, или, если выйдут – только за allinclusive. А куда же девались пресловутые заросшие геологи, турклубы, студенчество, горы… «Изгиб гитары жёлтой ты обнимаешь нежно».

Теперь их автобус рассекал гудом знойный воздух равнины. Позади был Ришикеш, впереди ждал Варанаси, индийская святыня. Здесь говорят, ты не зря жил, если твои дети снесли твой труп в Варанси. Там на берегу Ганга огонь облобызает плоть, и клетка распахнётся, выпустив пленную голубку души. И твой сын удостоится чести разбить твой череп посохом, пока тот не лопнул под давлением. Душа, что муха об стекло, бьётся в темечко. Разбей окно, выпусти муху. Это – честь для сына и дикость для европейца. Европу вообще со всех сторон окружили варвары.

Ганс и Манфред выудили из рюкзаков по бутылке пива. Зелёное стекло в паутине капель. Дымок взвился над горлышком. Их кадыки синхронно плавали, как плавники акул над поверхностью моря. Иван внутренне облизался и поспешил спрятать алчущий взгляд.

Выдохнув после глотка, Ганс продолжил рассуждения.

– Я не занимаюсь йогой, потому что йога есть отрицание тела. А Бог создал меня по образу Своему и хочет уподобить меня Себе. Значит, и моё тело божественно. Йог же хочет отделить душу от плоти и соединить её с Абсолютом. Плоть – темница для него. Но посмотри на эти руки, какие крепкие пальцы, какие красивые вены! Какое удовольствие приносят мне мои гениталии… если их верно использовать. А как приятно кушать цыплёнка кари с местным рисом! А это пиво! Мой язык, мои глаза, глядящие на прекрасных женщин, мои уши так любят Scorpions – и всё это приносит мне радость. И если я уподоблюсь когда-нибудь Богу, то есть по-настоящему стану причастным Ему, то – я верю, – всё это принесёт мне ещё больше радости. Так зачем, скажи, мне выбрасывать это чудесное тело?