Владимир Харкевич - Василиса

На стекле твоя ладошка,
За стеклом вокзал.
Подожди еще немножко,
Я не все сказал.

Поезд мой, скрипя вагоном,
Сдвинул шар земной.
Отмеряй, судьба, прогоны,
Увози с собой.

Ты меня уже не встретишь,
Пред тобой я чист.
Поезд мой растаял в лете,
Перевернут лист.

И сейчас, наверно, где—то
Ты не сможешь спать.
Как в кино, вокзал и лето
Будешь вспоминать.

И сквозь дымку дней дождливых
Смотришь вновь и вновь
Фильм, где много дней счастливых,
Где жила любовь.

В глуши, где дом убогий, бедный,
В углу, придавленный дверьми,
В пыли валялся кубок медный,
Забытый богом и людьми.

Тот кубок сильными руками
Ковал талантливый кузнец.
Его украсив вензелями,
Закончил дело наконец.

Князь, оценив работу эту,
Сказал ему: «Ну, молодца!»
И, отсчитав ему монету,
Купил товар у кузнеца.

С тем кубком он ходил в походы,
В поля сраженья, а потом
Из кубка пил вино свободы,
Глумяся над поверженным врагом.

И кубок был жене по нраву.
Та с кубком в горницу вошла.
Пред тем насыпала отраву
И князю спешно подала.

И кубок проклят был семьею.
Вдова рыдала у стола.
Валялся кубок под скамьею,
А жизнь безудержно текла.

И шли века, летели годы…
Наш кубок жил среди людей.
Он целовал уста свободы.
С ним был блаженный и злодей.

И алых губ, пылавших страстью,
И умирающим глоток.
Поил лекарством от напасти
И от чумы спасти он мог.

Он побывал у сатанистов,
Где с шестикрылою звездой
Он был наполнен кровью чистой,
С него лакали чередой.

И, помнивши отца заветы,
Там, тайно выбрав ночь темней,
В подвале прятал в нем монеты
Ворчливый ростовщик—еврей.
Хозяев всех любил наш кубок.
И целовал их всех в уста.
Теперь пробит и согнут набок.
А в нем лишь пыль да пустота.

Его нашел, отнес на Пресню.
Пытался чистить, а потом,
Мыча под нос уныло песню,
Узбек отнес в металлолом.

Я усну. Есть такое средство,
Чтоб родительский дом посетить.
И вернуться в далекое детство,
И прощенья у всех попросить.

Там, где бабушка в белом платочке,
Где колодцы стоят – журавли,
Кот лежит у натопленной печки, —
Там, где лучшие годы прошли;

И где двери всегда нараспашку,
И без комплексов детвора,
И черемуха в белой рубашке
К вам в окошко стучит до утра.

Вот и брат мой, промокший до нитки.
С ним краюху делю пополам
На скамейке у старой калитки,
Обсуждая ребячьи дела.

Мать обнимет меня, пожалеет,
Напоивши парным молоком,
На скамейке широкой постелет,
И укроет пуховым платком.

И, конечно, по Божью закону
Крестным знаменем осеня,
В изголовье поставит иконку
И помолится за меня.

Многострадальная Россия
Устало кризиса ждала,
А в светлом храме литургия
К смиренью христиан звала.

Народ роптал – все как обычно.
К победе партия звала.
Сосед ругался неприлично.
А жизнь по-старому текла.

В Москве трудились депутаты.
В палатах тихий храп стоял.
Писались умные трактаты,
Весь соблюдая ритуал.

А где-то за большою лужей,
В Американском городке,
Сбежавши от российской стужи,
Толпились люди налегке.

Усердно все плюя в Россию,
Ушатами носили грязь.
Ругали смачно в эйфории
И рвали с Родиною связь.

И там спортсменка —фигуристка,
Счастливо свив себе гнездо,
По всем параметрам артистка,
Пила шампанское «Бордо»

Но жизнь всегда идет по кругу.
Когда ей там прижали хвост,
Скорее обратилась к другу,
Чтоб он создал для ней форпост.

И вот опять она в России.
Ей в думе кресло поднесли.
Прошла на русских аллергия.
Страданья былью поросли.

А как Америка? Ну что тут?
Там дочка. Все вернется вспять.
Уйдет на пенсию старушка,
Умчит за лужу помирать.

Дождь стучит в больничное окно.
Желтый лист прилип к окну печатью.
Бродит осень за окном давно,
Промочив свое цветное платье.

Тишину палаты не любя,
Вечный балагур и собеседник-
Мною купленный когда—то для тебя,
Твой любимый телефон-посредник

Свяжет моментально нас с тобой.
Рядом слышу я твое дыхание.
Теплый разговор беспроводной…
Нам устроит телефон свидание.

В доме как-то пусто без тебя.
Под окном осыпалась береза.
Осень, ветром тучи теребя,
На окошко льет дождинок слезы.

И листок, случится так само,
Ветер, покружив его немножко,
Это рыже-золотистое письмо
В миг прилепит на твое окошко.

А в письме, конечно, ты поймешь,
Как всегда, ни запятых, ни точек.
С грустною улыбкой разберешь
Мой корявый разудалый почерк.

Ты же сильная, мы с сыном тебя ждем.
Ну, не любишь ты, когда тебя жалеют.
Все печали смоются дождем.
Боги тоже иногда болеют.

В загадочном сиянье дней
Явление случилось.
В круженье тысячи огней
Она звездой явилась.
Ах как ей нравилось гореть
Весь мир теплом лаская.
Любовью, пламенем согреть
Всем лица освещая.
«Возьмите все мое тепло
Я буду с вами вечно
Пусть будет вам всегда светло
Прекрасно бесконечно.»
Какое счастье всем светить
Она так ликовала.
То – что она была свеча.
Увы, она не знала.
Пока светила и жила
Так все ее любили.
Когда она себя сожгла
Все про нее забыли.

На рассвете первый снег
Как душа младенца.
Я на голое плечо
Брошу полотенце.

Выйду из дому, еще
Звезды не погасли.
Я родился здесь, крещен.
Нет земли прекрасней.

Весь в снегу лохматый пес-
Лучший друг на свете-
Мне в колени тычет нос,
Он за все в ответе.

Оботрусь, снежок сниму.
Пар клубит от тела.
Друг залаял, ведь ему
До всего есть дело.

А на небе звезд не счесть,
Нет конца и края.
Я люблю, какой ты есть,
Родина больная.

Осеню себя крестом,
Помолюсь о вечном.
Вознесусь душой потом
Я на путь на Млечный.

И под тусклый звездный блик
Там, где звезды сходятся,
Я увижу светлый лик
Богородицы.