Владимир Харкевич - Василиса

Алтай, Кулундинские степи…
И неба бездонного синь.
К реке босоногие дети
Бегут, приминая полынь.

Здесь мостик построен удачно.
Плескание, шум, толчея.
Вода, как в купели, прозрачна,
И там средь детей где-то я.

Там детство растаяло где—то
И юности дерзкой мечты.
В сибирское жаркое лето
Ушел, не сжигая мосты.

Давно я живу в Подмосковье.
Здесь дом мой, работа, друзья.
Но чистой и светлой любовью
Я славлю родные края.

Все так же спокойно и мудро
Течет там река Кулунда,
Считает весною под утро
Кукушка чужие года.

Над речкой летают стрекозы.
Вдали слышен крик петухов.
Там сонный пастух на рассвете
Погнал добродушных коров.

И как—то внезапно под горло
Подкатит предательский ком.
К реке, но уже в Подмосковье
Бреду в по траве босиком.

Гляжу я, и нет мне покоя,
На наш перевернутый мир.
Я старше отца уже вдвое.
Он был боевой командир.

Когда он с войны возвратился
С осколком под правым плечом,
Тогда я еще не родился
И ведать не мог ни о чем.

Какою ценою досталась
Победная эта весна.
Почти мужиков не осталось,
Лежала в руинах страна.

Уже отсвистели метели,
Война свой оставила след.
Еще похоронки летели,
Как пули из огненных лет.

Уже появились проталины…
Шинель да Победу с собой.
В бинтах и с наколкою Сталина
Отец возвращался домой.

И путь свой, судьбою отмеренный,
С раненьем недолго пожил.
Ходил лейтенант недостреленный,
Осколок его дострелил.

Отцовские черные волосы…
Когда на портрет я смотрю,
Я, белый как лунь,
тихим голосом,
Как с сыном, с ним говорю.

Однажды, заболев стихами,
В болезни каждой есть урок,
Вы вывод сделаете сами-
Леченье не идет вам в прок.

И вас захватит дух бродяжий.
Тростник качнет от ветерка.
И журавлиный крик протяжный
Поманит вас издалека.

Как песней светлой, вдохновленной,
Вам распахнется в мир окно.
И вы сознаньем просветленным
Вдохнете то, что вам дано.

И, как вьюнок зеленой вязью,
Вас легкой рифмой закружит.
То мыслью, облаченной связью,
А то, как лист цветка, дрожит.

И вам откроется однажды,
Что миром правит доброта.
В стихах, а это очень важно,
Нужна любовь и простота.

Он молод и красив, как Бог.
Она с волнами выходила с моря.
Никто их встрече помешать не мог,
Им ветры пели, с ангелами споря.

Весь этот мир был только для двоих.
Качалось солнце желтою лампадой.
Безудержный прибой, и тот притих,
И ветер свежий был ему наградой.

Случайно оказавшись где-то там,
На этом празднике свершившегося чуда,
Смущенный, уходил я по пескам,
Боясь нарушить таинство отсюда.

В глазах плыла картина вновь и вновь.
И как—то было на душе отрадно,
Что в мире где—то царствует любовь,
Что где—то кто—то счастлив, ну и ладно.

Восторженно качались облака.
Мир был прекрасен, пересохло в глотке.
В душе я им завидовал слегка,
И в местном баре заказал я водки.

Опять я на родине милой.
Веселый и чуть под хмельком.
Меня Серафим шестикрылый
Доставил сюда с ветерком.

Его попросил я с надеждой
И даже моргнуть не успел.
Схватил он меня за одежды,
Принес и скорей улетел.

И я после долгой дороги
Иду, направляюсь туда.
Прохладой омоет мне ноги
Сестрица моя Кулунда.

У речки, где ивы редеют,
У той колыбели моей,
Пускай мне сегодня застелют
Постель из степных ковылей.

Мне птицы поют величальную.
Степям нет бескрайним границ.
Реки камышинки печальные
Стоят поволокой ресниц.

Довольный судьбою и ближними,
Покинув родную купель,
Иду я дорогою нижнею,
Где дикий кудрявится хмель.

Всегда почему-то отрадно,
Когда, возвращаясь домой,
Напьёшься под вечер прохладной,
С колодца живою водой.

***
Жена мне: «Вставай на работу!
Опять этой ночью храпел.»
И я, прикрывая зевоту:
«Когда это я прилетел?»

Что с тобою, друг мой, происходит?
Почему грустишь и не смеешься?
Отчего сегодня взгляд твой бродит?
Почему ты мне не улыбнешься?

Понимаешь, это так бывает.
Нездоровится, и новости плохие.
Вон и птицы в небе улетают,
Осенив крылом края родные.

За окошком дождь всплакнул немножко.
Небо в тучах, горизонта просинь.
Пожелтели на ветвях ладошки.
Понимаешь, просто это осень.

Ветер песню грустную заводит.
В этом мире каждый лишь прохожий.
Вон и сын твой с девочкой проходит.
Как же на тебя он стал похожим!