Станислав Абрамов - Мореходка – БЭМ. Протокольная поэма

На оперу, отнюдь не в ресторан!

Когда герой вернулся, ночь настала.

– Ну, как? – дневальный у него спросил.

Гарюша долго лез под одеяло,

Угомонившись, афоризм родил.

Сей афоризм – шедевр иронизма

На случай, если жизненный обвал,

Сказал товарищ, как в граните высек:

– Нет, от Чайковского я больше ждал! …

Какая на дворе сейчас погода?

Вот выборы прошли вчера, итог:

От нашего любезного народа

Я большего и ожидать не мог.

Торчишь, как будто в замкнутом пенале.

На языке – засохшие слова.

Без побужденья двери убежали,

Вернулись. Ходит кру́гом голова.

Не спрашиваясь, падают стаканы.

Поднял, а это только черепки.

Пошёл сюда, и как это ни странно

Тебя назад по манию руки

Невидимой, но крепкой подтолкнуло,

И ты без крыльев ласточкой в трубу,

Накрытый сверху одичавшим стулом,

Летишь за круглой шишкою на лбу.

Недостижима радость равновесья.

Ползешь на четвереньках наяву

Влепиться в стену, чтоб во сне отвлечься,

Проснёшься с мыслью, я ещё живу?

Романтика зелёно-голубая,

Куда ты испарилась с той поры,

Когда тебя сменили, накрывая

Повсюду серо-пенные бугры?

По ним, взлетая, падаем обратно

Бесстрашно, всем размахам вопреки,

Но если б раньше знал я всё, ребята,

Да разве угодил бы в моряки?

Привет вам, папа, мама дорогие,

На палубе качаясь под аврал

(Вы сами понимаете – стихия!),

Письмо я криво-косо написал.

Вчера в открытый океан по галсу

Отбросив чалки, вышли мы с утра,

И вдруг на ахтерштевне разыгрался

Во все двенадцать баллеров штормтрап.

На мостике под бейдевиндом стоя,

Нактоуз крыл по стеньге капитан

До той поры, пока его волною

Не выбросил на клотик ураган.

– Хватайте кранцы, чтоб вас всех, салаги!

Пока бизань не занайтовил фал! –

Суровый и худой, как будто нагель,

Старпом курсантам грозно прорычал.

И тут фальшбортом мы на риф нарвались,

Наш пароход едва не утонул,

Но я в кают-компании роялем

Пробоину немедленно заткнул.

Ущерб на полной траверз насчитали,

Меня на год лишили стипы всей.

Прошу на возмещение рояля

Прислать по почте девятьсот рублей.

Постскриптум:

Не надо плакать, мама дорогая,

Пить валидол или бежать к врачу,

Письмо дай папе, он моряк, он знает,

Что я на Черном море и шучу.

А с переводом – буду очень рад

Принять обычных ваших пятьдесят.

(По рассказу Михаила Акулова, Мишани)

Два курсанта Мореходки

По Одессе погуляли,

Перебрали малость водки

И свалились под забор.

Было им уютно очень

На природе южной ночью,

А к утру их взял в кутузку

Проезжающий дозор.

Их немножечко встряхнули

И легонько допросили,

Семафором сообщили

На учебный пароход,

Заберите, мол, ребяток,

Если личного состава

Появился недостаток,

Пригодятся наперёд.

Забирали, доставляли,

Потащили на собранье,

Чтоб ужасные деянья

Коллективно разобрать,

В смысле если и напиться,

Не валяться, не ломиться

И впоследствии в милицию

Ни за что не попадать.

Вот собранье открывали,

Вот президиум в начале,

В нём сидит руководитель,

Укоризненно сидит.

А сидит он еле-еле

После тяжкого похмелья

И лицом осоловелым

Представляет грустный вид.

Все курсанты уважали

Дядю Мишу, что он скажет,

Как нам трезвый путь укажет,

Где и сам-то не здоров?

Он начальствовал когда-то

В нашей славной Мореходке,

Но за пьянку был понижен

До простых профессоров.

Он сказал:

"Зачем вы пьёте?"–

Сделал паузу на вдохе,

Наливая из графина,

Словно ждал от нас ответ,

Не дождался и признался

В самом главном, сокровенном:

"Лично я во вкусе водки

Разобрался в 40 лет…"

С тем закончилось собранье…

Сколько жизнепониманья

Ветераны открывают,

Но не ценим мы ни в грош…

Вот и я стою с вопросом,

Бесполезным, словно опыт

Познаванья вкуса водки:

Молодёжь, зачем ты пьёшь?!

Каникулы закончились. Ребята

Вернулись в Альма Матер из домов.

И нате вам! – приказ из деканата:

На сбор сельскохозяйственных плодов!

Ни тебе лекций, ни лабораторий, –

Пить молоко и сало уплетать,

Деревня – ведь почти как санаторий:

Природа, девки, чем не благодать?

Туда на тракторáх мы добирались

По дивной красоте болот и чащ,

Где избы керосинки освещали,

А далеко не лампы Ильича.

Где на один колхоз едва приходится

Четыре с половиной мужика.

По деревенской местности разносится

Сенсация. И радость велика:

Ах, моряков работать к нам пригнали!

Откудова достали моряков?

И девоньки-вепсянки засверкали

Глазёнками из-под цветных платков…

Спустя два дня… Коричневое поле,

Прокисший под дождями глинозем,

И кустики унылые картофеля

Не слишком часто прорастают в нём.

А междурядья сошкой легендарною,

Как до марксизма, всё ещё рыхлят,

Костлявый мерин – сложного характера.

"Н-н-о!" – говорим, а он упёрся, гад.

Нам помогает деревенский парень:

"Так твою йода мать в узде потник

Хомут едрило пузо дышлом впарю!.."

Упрямец понял, двинул напрямик.

Наверное, с пятнадцатого века

Сохою здесь между рядов рыхлят,

Коняга при общеньи с человеком

Ни тпру, ни ну, но уважает мат.

За ним на полусогнутых шагаем.

Что сверху – то в корзину убирай,

А что поглубже прячется – лентяи! –

Ногами зарываем урожай.

То дождик нам пропитывал бушлаты,

То ранний, тем не менее, мороз…

Вы ждали санатория, ребята?

Здесь это называется – колхоз.

Но всё ж имело место просветленье –

В работе объявлялся перерыв:

Под вечер всей командой в воскресенье

На танцы-шманцы двигаемся мы.

Как говорил один поэт известный,

Мы были строго предупреждены,

Девчонок в пляске можно лапать местных,

Не более!.. Чтоб не было войны.

Пусть Клуб – название кривой избушки,

Пусть этот зал – не Мраморный Палас,

Но где еще послушаешь частушки,

Придуманные именно про нас?

Частушки от вепсянок:

– Полюбила моряка,

А моряк женатый,

Ничего, ему скажу,

У самой ребяты!

– Как теперешни курсанты

Молоком питаются,

Цаловаться не умеют,

Только прижимаются!

– Мой милёнок как озлится,

На матросов матерится,

Говорит, один позвал

Девушку на сеновал

– Я любила тракториста,

С января и до июля

А пришёл моряк речистый,

Показала дроле дулю!

***

Мой друг вернулся в общий кубрик утром

Неся под глазом – вот такой! – синяк.

В подробностях товарищам по курсу