Андрей Брыксенков - Великий город. Живи, Ленинград

Этот Нью-Петербург никогда не приму,
Да и он меня тоже не примет.
У Финляндского молча фуражку сниму,
Чтоб почтить гениальное имя.

Ленинград узнаёшь даже в век перемен
На холсте, на экране, на фотке.
Хоть калечат классический стиль и модерн
Идиотские бизнес-высотки.

Над Каналом повис романтичный пролёт
А внизу в мире запахов сточных
Ветка белой сирени тихонько плывет
Ленинградскою белою ночью.

И статуи, и вазы,
и бронзовых героев
Снег накрывал, и хвоя шушукалась с тоской.
А рядом плыли МАЗы,
Неслись фургоны воя
И слышались удары в ремонтной мастерской.

Пустынно в зимнем парке.
Там не гуляют дети.
Лишь девы в мутном свете роятся у мостка.
Сверкают вспышки сварки.
И в сумрачной карете
На город наезжает зеленая тоска.

У женщин губы алы
Глаза стреляют смело.
Они стоят по делу на точках ключевых.
Водилы, как шакалы,
Шустрят и кроют матом
На этой тихой бирже для местных плечевых.

Самшита ветки
на лунном круге.
Бальзамный мир в цикадном хоре.
Какое счастье!
скользнуть с подругой
в ночной простор, в ночное море.

Смех! Волна! Радость рядом.
Блеск! Новизна! Жизнь – отрада.
Вниз, вглубь. Раз-два. Как дельфины.
Вверх, вздох. Соль губ. Жуть пучины.

Бормочет дождик
в железных трубах.
Шикарный юг в воспоминаниях.
Балтийский ветер
щекочет губы,
вовсю гуляет меж стылых зданий.

Грязь! Вода! Всюду слякоть.
Снег! Холода! Только плакать.
Кругом тоска серых улиц.
И вид у дам мокрых куриц.

Тяжелый город
больной и липкий,
как некий монстр залег у моря,
прошел сквозь бури,
прошел сквоз пытки,
но все же выжил. С судьбою спорит.

Но вместо яств – суррогаты!
Тьма лже-лекарств! А с зарплаты
за все дерут по три шкуры.
И грязь и вонь: рычат фуры.

Самшита ветки
на лунном круге.
Бальзамный мир в цикадном хоре…
Ужели было?
Ужели будет?
Ужели радость осилит горе?

Мрачный поэт:
«К чему эти звёзды когда все помрем?
Ни лета не будет, ни черта, ни Будды.
Погаснет светило, и злобным огнём
Вулканы плеваться лишь изредка будут».

Печальнвй поэт:
«Созвездие Крысы над градом взошло.
Вот-вот задождит мокроносая осень.
А тусклое солнце на нас, как на зло
Косится сквозь нити разорванных кросен».

Добрый поэт:
«Вознес Орион бриллиантов набор
Над Питером, осенью в пурпур одетый.
И мягкое солнышко манит на двор
Из комнаты в бабье сладчайшее лето».

Радостный поэт:
«На небе блестят мириады миров.
Красавица осень все золотом кроет.
А солнце сквозь нежный жемчужный покров
Нам шлет свой привет и не мучает зноем

Вновь дождь льёт в ночи.
Во всех дворах шуршит, шумит, стучит.
Вновь сон пропал.
Туман под утро пал.
Весь город спал.

Вот град, черт возьми!
Здесь днем темно и свет везде горит.
Вдруг снег напал.
Нева нагнала вал,
и город встал.

В садах нет тепла
И дух гнилой, и в небе стынь и мгла.
И зря народ
Тепла и солнца ждет.
Лишь дождь идет.

(На музыку Ежи Петербургского)

Над жемчужным заливом
Две влюбленные чайки
Без стыда, без утайки
Сплели крыла.

Ну а мы как шальные,
По причалу все ходим
И никак не не находим
Любви слова.

Не волнуйся, я не стану злиться,
Если вдруг обнимишь ты меня.

Над жемчужным заливом,
Как луна белой ночью,
Осторожная очень,
Любовь взошла.

И снова дождик. Ну и ну!
Когда же кончится ненастье?
Когда же грустную струну
Настроят на тепло и счастье?

Кто знает, может быть мажор
Совсем не нужен Петербургу?
Быть может солнышко в упор
Не хочет освещать округу,

Где чёток линий черных ряд
Где всё скульптурно, лаконично
Где правит графика парад
Где краской мазать неприлично?

Когда струится светлый дождь,
Лик Петербурга свеж и ясен
Среди фонтанов, парков, рощ
Он обаятельно прекрасен

В оранжевую осень чудесен Ленинград.
Таблички над трамваями: «Вниманье, листопад».
Цветами одаряют садовники детей.
А в зеленных снопами укроп и сельдерей.

В оранжевую осень в аллеях благодать,
Букет из листьев клена так хочется собрать.
А в Летнем полубоги особо хороши.
На стогнах Петропавловки туристов ни души.

В оранжевую осень у города отгул.
Не видно вспышек молний, не слышен грома гул.
Не рвут ветра рекламу, не бесится Нева.
В заливе штиль и чайки, в тумане острова.

Оранжевые листья, оранжевый закат.
И в очагах, и в яслях замолкнул смех ребят.
Луна над Ленинградом печалью налилась.
В оранжевую осень блокада началась.

Ты помнишь двухэтажный особняк,