Андрей Брыксенков - РАССКАЗЫ ЗА ЖИЗНЬ

© Александр Брыксенков, 2021

© Андрей Брыксенков, 2021

ISBN 978-5-0053-9436-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рододендрон

Молодой холостяк Семён Миронович никогда не испытывал недостатка женской ласки. Этот энергичный, жизнерадостный мужчина был по нраву прекрасному полу, хотя внешне ничего особенного собой не представлял. Не представлял, но дамы и барышни в его присутствии приходили в явное волнение. Они начинали непроизвольно активизировать выигрышные части своего тела, играть глазами, смеяться к месту и не к месту и пытаться говорить умные вещи. Понятно, что умные-то вещи поучались у них не здорово, а всё остальное работало очень даже эффективно.

И с чего они волновались? Мужчина как мужчина. Черноволосый, с подвижными лицевыми мышцами, украшенными изящной бородкой с усами, он имел средний рост и не очень широкие плечи. Его мама-еврейка, обладая массой красочных черт, мало чего передала сыну. Он совершенно не походил на еврея. Но и на папу, нижегородского купца Мирона Устюгова не походил тоже.

Природа распорядилась так, что рубленные черты лица угрюмого Мирона были как бы раздроблены и сглажены семитскими особенностями внешности его жены. Этот микс и определял заметную выразительность физиономии Семёна Мироновича. Выразительность лица – вот и все особенности, которые имел дамский любимчик. Хотя нельзя сбрасывать со счетов чарующий голос, которым обладал Семён Миронович. Удивительный, сладостно-густой баритон сразу же привлекал внимание слушателей и прочно это внимание удерживал. Тем более, что хозяин густого баритона обычно озвучивал очень нетривиальные истины. Ну и доставшийся ему от мамы восточный темперамент тоже играл не последнюю роль.

А может быть запах на женщин влиял. Семён Устюгов, когда был не в смокинге (а в смокинге он бывал не часто), обязательно пах лаком, красками и вообще чем-то художественным, поскольку основным его занятием было написание портретов. Вообще-то выпустился он из Академии как художник-баталист, но большие картины на исторические сюжеты пишутся долго, да и раскупаются не очень активно, а Устюгов очень нуждался вы деньгах. Вот он и стал, потрафляя вкусам состоятельных петербуржцев, писать портреты военных, профессоров, чиновников. А чего их не писать, если баталист – это универсал. Ему и пейзаж, и портрет – по плечу.

Особая потребность в финансах вызрела у художника для удовлетворения дури, как считали его знакомые. Два года тому назад, по приглашению своего академического товарища Одинцова, провёл он лето недалеко от Валая в старинной усадьбе, которая досталось Одинцову от его бабушки.

Одинцов был однокурсником Семёна Мироновича по классу батальной живописи, но превосходил последнего на шесть лет. Карьера его сложилась очень удачно. Батальные полотна Одинцова уже выставлялись, а картину «Бой в ущелье» прибрело военное ведомство. Сейчас он работал тоже над заказным полотном на военную тему (высадка морского десанта), где изображалось бурное море с каменистым берегом. Марина потребовалась железнодорожникам доя украшения Балтийского вокзала.

Одинцов пригласил Устюгова к себе в усадьбу для того, чтобы она не пустовала и была под присмотром, поскольку хозяин усадьбы с женой и дочкой уезжал на лето в Крым, конкретно, в Феодосию, где он намеревался кроме отдыха, морских ванн и работ на пленере, взять несколько уроков у Айвазовского. При своём чине действительного тайного советника и академика, знаменитый маринист не чурался молодёжи и всячески ей помогал. Хотя мэтр был стар и болен, он всё же показал Одинцову несколько приёмов изображения бурного моря. Дом художника впечатлил петербуржца и убранством и картинами, но больше всего его впечатлила жена Айвазовского, которая была на сорок лет младше своего супруга. От неё распространялась такая милость, что всё время хотелось быть в компании этого ангела.

Одинцовский белый дом с колоннами, старинный парк, аллея рододендронов, романтичное озеро – непременные атрибуты старого дворянства, так подействовали на душу Семёна Мироновича, что он твёрдо решил обосноваться в этом истинно русском крае (что его приятели и посчитали дурью), а обосновавшись, придаться великому творчеству. Темы и сюжеты будущих картин так и теснились в его голове. В этом же году с помощью Одинцова им был куплен приличный участок возле Ильмень-озера, разработан проект дома, нанята строительная артель. И стройка закипела, но процесс кипения тормозился скудностью средств. Поэтому художник и обратился к портретам, которые у него поучались «красивыми», что вызывало у публики практический интерес к его творчеству.

К настоящему времени строительство дама заканчивалось. Здание уже подвели под крышу. К Троице жилище, по уверению подрядчика, будет готово к заселению. Чтобы летом окончательно рассчитаться с артелью Устюгов весь отдавался работе.

Не только «красивость», но и уменье передавать удивительное сходство портрета с оригиналом создало определённую известность молодому художнику. На отсутствие заказов он не жаловался. Светопись ещё не считалась чем-то серьёзным: подумаешь, какие-то маленькие карточки, а на фотографов с их громоздкими аппаратами смотрели как на чудаков. То ли дело живописный портрет. Это благородно. Это на долгие годы. Это на память потомкам.

В настоящее время Семён Устюгов увековечивал Инокентьева, чиновника средней руки, но уже выслужившего Анну и Владимира в петлицу. Крупные-то вельможи пользовались услугами Репина, Серова, Кустодиева, ну а сошку помельче устраивали и молодые художники (Репины-то стояли дорого). Увековечение происходило ради семилетнего Коленьки, сына чиновника. Инокентьев особо не вмешивался в творческий процесс, он только настаивал, чтобы ордена на полотне были поданы наиболее заметно.

Инокентьев в своей постоянной занятости не мог наезжать для живописных сеансов в мастерскую Устюгова, это ему было не с руки, поэтому написание портрета происходило в гостиной чиновника при электричестве. При электричестве и при усиленном внимании Веры Николаевны, жены чиновника. Тридцатилетняя Вера выглядела очень моложаво и аппетитно. Собранные в греческую причёску густые каштановые волосы, открывали высокий лоб. Тонки нос с горбинкой очень гармонировал с причёской. Про глаза следует сказать особо. Они лучились и всегда были ласковыми, манящими.

Для поддержания сил художника на маленький столик рядом с ним подавались тарталетки с креветками, кусочки торта, в хрустальном лафитничке – коньяк. Хозяин шутил: «Вот опьянеет Семён Миронович и нарисует меня с кривым носом.» Чтобы не смущать заказчика Устюгов ограничивался глотком спиртного, оставляя всё на потом.