Андрей Брыксенков - РАССКАЗЫ ЗА ЖИЗНЬ

–– ногами не бить.

Сейчас-то всё наоборот. И откуда нынешняя молодёжь такого озверина набралась?

Во дворе главным авторитетом, судьёй, арбитром являлся Олег Гуляев. Это был невысокий, но коренастый и сильный пятнадцатилетний мальчик. Его лицо было изуродовано рубцами, которые он получил в результате ожогов от палящего огня зажигалки: он её неудачно захватил щипцами. Его грудь украшала медаль «За оборону Ленинграда».

Из всех медалей Союза, а их насчитывалось 57 наименований, наиболее уважаемой (после медали «За отвагу») была медаль «За оборону Ленинграда». Да и понятно почему. Просто-то жить под снарядами в голодной осаде – это уже подвиг, а если ещё и бороться – это подвиг вдвойне. Ленинградские дети проявили способность к такому подвигу. 15 000 из них были награждены медалью «За оборону Ленинграда». Вот и Олега Гуляева наградили. Награду он носил с достоинством, никогда не снимая. Детвора взирала на него с восхищением. Да и все в те поры с уважением относились к людям при орденах и медалях.

Но это продолжалось не вечно. Со временем потускнел блеск наград. Вернее не потускнел, а его притушили. Как-то так получилось, что к общественному рупору пробились люди не воевавшие и не стоявшие на трудовых вахтах и наград, естественно, не имевших. Они стали ненавязчиво, но регулярно и неотступно внушать, что энтузиазм, героизм, патриотизм – дешёвые агитки. Армия – нахлебница, а офицеры – дуроломы и бездельники. Ордена и медали – стариковские цацки и погремушки. И народ (особенно молодёжь) поверили этим нерусским голосам, причём настолько, что офицеры в форме стали неуютно чувствовали себя на людях, а ветеранам стало стыдно надевать награды. Автор знавал дедулю, который выгуливал вдоль Культуры большого пса, на ошейнике котрого были размещены медали, заслуженные этим дедом. К слову, именно с этого поветрия и начался развал Союза.

Но эта напасть приключится не скоро. В сороковые года и офицеры и награды котировались высоко. Хотя и в то время награда – это ещё не пропуск на авансцену. Так Олега Гуляева, несмотря на хорошие отметки в дневнике и на боевую награду не приняли в только что открытое в Ленинграде Нахимовское училище. Ему прямо сказали, что его внешность не соответствует героическому образу советского офицера.

Действительно, внешность Олега пугала и отталкивала публику. Когда он неудачно укрощал зажигалку, пылающие частицы горючего вещества, которым плевалась бомба, попали ему на лицо и местами прожгли физиономию до черепа. Чудо, что глаза уцелели. В те времена пластическая хирургия была ещё не на высоте. Несмотря на несколько операций, лицо Олега являло собой жутковатую маску из коричневых рубцов и красных пятен.

Постепенно Олег со своей судьбой смирился. Он перестал на людях прятать своё лицо, скрываться от любопытных глаз. Он научился безразлично относится к реакции публики на своё уродство. Одно только по настоящему угнетала его: девочки не хотели заводить с ним дружбу. И чем старше он становился, тем в большей степени эта угнетённость давила ему на душу. А тут ещё Лидка Севорцова овладела всеми его помыслами и чаяниями. И чего он в ней нашёл? Девчонка и девчонка – ничего особенного. А вот подишь ты!

Кроме Олега в доме жил ещё один награждённый – одноногий дядя Миша. Помимо нескольких медалей и ордена «Красная Звезда» у него был «боевик». О! это что-то! Это мечта каждого пацана. Дядя Миша почти всю войну прослужил в разведке. Трижды ранен, дважды контужен. Он удивлялся: «И как это я уцелел!? Разведчики на войне долго не живут.»

Дядя Миша жил один. Его жена и сын умерли в сорок втором от голода. Олега он очень привечал. Относился к нему как к равному, как к пострадавшему от войны. Олег любил слушать рассказы разведчика. Ему открывалось много нового, неизвестного, страшного. Перед ним раскрывался жесткий, суровый, неписанный кодекс разведчика. Так в трудном положении, когда раненый товарищ становился смертельной обузой, разведчики удовлетворяли просьбу раненого, приканчивая его. Разведчикам не очень нравилось нахождение в составе разведгруппы командира, офицера. Начальники, имея меньший опыт разведки, иногда принимали ошибочное решение, следование которому неминуемо привело бы к гибели всей группы. Если не удавалось убедить командира в ошибочности его решения, приходилось с ним расставаться. Распалённый воспоминаниями, дядя Миша неизменно завершал свои повествования просьбой: «Вот тебе деньги. Сбегай в коммерческий за „маленькой“.» Дядя Миша часто обращался за помощью к Олегу. То за справкой сходить в военкомат, то продуктовые карточки отоварить, то ещё что. Ему было трудно с одной ногой-то. К тому же и лифт после блокады не работал, а жил дядя Миша на четвёртом этаже.

А еще дядя Миша показывал страшно заинтересованному Олегу способы захвата «языка», приёмы рукопашного боя, возможности нейтрализации противника, вооружённого ножом, штыком и даже пистолетом. Полученные от разведчика знания Олег передавал дворовой пацанве. Прохожие с опаской поглядывали на мельтешащую на заднем дворе группку подростков, которые азартно швыряли друг друга на землю.

Иногда поглазеть на забавы мальчишек приходили девочки. При наличии таких зрителей действия тренирующихся становились заметно энергичнее. Когда же среди зрительниц оказывалась Лидка Скворцова, Олега было не удержать. Он тигром бросался на партнёра.

Лида Скворцова была обычной ленинградской девчонкой. В меру воспитанной, в меру интеллигентной, но красотой особой не блистала. Красотой не блистала, но выглядела эффектно. Если все девочки ходили в застиранных, линялых платьях, то одеяния Лиды были свежи, элегантны и романтичны. Её мама-портниха не жалела ни времени ни расходов для пошива дочери красивой одежды. Туалеты Лиды заметно выделяли её на фоне блёклых подруг.

А ещё она посещала студию рисования при Дворце культуры Промкооперации (ныне им. Ленсовета). Успехи её были очевидны. Все её дворовые подруги имели свои портреты, которые выполнила Лида с помощью цветных карандашей. Это теперь можно купить набор из 50 карандашей разных оттенков, а в послевоенное время набор из шести-то цветных карандашей был не всегда в канцелярских магазинах. Поэтому только при большом старании, имея такие скудные технические средства, мог художник добиться чего-либо приличного.

А ещё ей на дому два раза в неделю давала уроки игры на фортепиано известная пианистка. Лидина мама понимала, что дочь никакой пианисткой не станет, но также считала, что музыкальное образование облагораживает девушку, а это усиливает притягательность её для мужчин.

А ещё она была отличницей. « Господи, – переживали женщины, – бедный ребёнок. Столько нагрузок. Совсем не увидит детства.» Действительно, во дворе Лида появлялась редко, но когда появлялась, то это для девочек была настоящая радость. Все они просто тянулись к Лиде. С ней им было интересно.