Александр Рудт - Солнечные пятна. Стихи разных лет

Гравий, скамейка, солнце в лицо..
полураспахнутое пальтецо..
легкие фразы.. о чём? – ни о чём?
блещет капрон на колене твоем..
за тополями – рукою подать —
кличут мальчишки в футбол поиграть..
снег только стаял.. площадка сыра..
самая первая это игра..
хочется новенький мяч погонять..
хочется рядом с тобою стоять..
медлю. чтоб миг этот хрупкий продлить:
детство и юность боюсь разделить..

А на влажный сруб колодца
вздохом бабочка уселась..
светел день и так поется,
как давно уже не пелось..
тень моя передо мною
не спеша идет к колодцу..
пахнет пылью и смолою —
летом это всё зовется,
летом.. ветер тронул кожу.
пробежался сквозь малинник,
лес недальний растревожил,
бабочку подбросил к сини..
на бревне вот этом темном
миг она была – не боле,
и опять летит бездомно
через поле, через поле..
лишь простор над нею властен..
дальше, дальше, невесомей..
не моё ли это счастье,
не моей ли жизни промельк?..

– Никита, пистолет! —
и пулей восковою
по мухе бил поэт
со скукой и тоскою..
оделся.. на ходу
сказал слуге седому:
– В Тригорское пойду..-
вдруг с гостем мы знакомы? —
крестьяне говорят,
приехал к Вульфам кто-то..
вздохнул и бросил взгляд
на поле за ворота..
и что его – пустяк?
случайность? провиденье? —
толкнуло сделать шаг
до чудного мгновенья?
и Анна у друзей,
болтая о десерте,
не знала, что над ней
уже крыло бессмертья..
листвы сквозная тень
окна легко касалась..
и будничный был день..
и вечное рождалось..

..А тополя не изменятся..
разве листву обновят..
только исчезнет поленницы
серый скривившийся ряд..
только с узорных наличников
краски чешуйки спадут..
то же варенье клубничное
в доме гостям подадут..
издали, белым навершием
флюгер пошлет свой привет..
бабушка, слезы утершая,
вымолвит: «Вылитый дед»..
старый трельяжик во множестве
нас отразит.. даль и близь..
«В нас с ней всё больше похожести», —
грустно затеплится мысль..

..Раньше или позже – но петля иль пуля,
раньше или позже – но своей рукой..
все дороги мира – к пропасти свернули,
все дороги мира – к истине одной..
смелость или трусость? -пусть себе гадают..
выходом, побегом – как ни называй —
лишь самоубийцы это точно знают,
делая последний..шаг.. туда.. за край..
как же драгоценна жизнь в ту долю мига,
в ту, когда при спуске жалость оглушит.
и пока ломая всю разумность мира
от бойка до сердца смерть в стволе летит..

.И прошумев по воздуху вершиной,
она упала на февральский снег..
и выпрямился молодо, пружинно
задетый ею ивовый побег..
сосна ещё дышала высотою,
в древесных жилах жизнь ещё была..
но я вершину приподнял ногою —
и высь ушла.. и тайна – умерла..

..Летели листья редко, плавно..
сентябрь сиял со всех сторон..
и в гулкий храм Петра и Павла
вошел я, солнцем утомлен..
всё крылось в сумраке просторном,
как бы зовя остыть. уснуть..
и только Спас Нерукотворный
лампадой освещался чуть..
и вздрогнул огонёк.. на стенах
шагнули тени меж икон..
и знал я – нервный. не смиренный,
что это мной разлад внесен..
сквозь тени, полутени, блики
являлись вдруг глаза святых,
и я рассматривал их лики —
как современников своих..
и не питая снисхожденья
к Петру, что трижды трусом был,
я Павла страсть и вдохновенье
по-человечески любил..
и как тогда, когда недлинный
путь Иисуса изучал,
– дрожащий воздух Палестины
до жженья в легких ощущал..
но не впадал в благоговенье,
со многим спорить был готов.
как ненавистник всепрощенья
и поклонений всех родов..
но три судьбы – без ореолов,
лжи. наслоений, – до сих пор
для совести и мысли – школа..
при чем тут вера и собор?
характеры под солнцем те же —
внушали эти образа,
и выбравшись на воздух свежий,
я солнцу посмотрел в глаза..
оно глядело равнодушно,
и между нами лист парил.
извечным истинам послушный..
и это было свыше сил..

Конец сезона – на пляже пусто,
лениво рядом ползет волна..
вот отступила.. с уютным хрустом
ты по ракушкам бредешь одна..
конец сезона.. пусть солнце – вяло —
оттенков моря не перечесть..
конец сезона – у нас – начало..
а как там будет – ещё бог весть..
и ничего-то не обещаешь,
ещё улыбку глаза таят..
но с тайным счастьем ты твердо знаешь:
лишь оглянуться – и встретишь взгляд..

..Стихия, так ли ты свободна? —
ветрам покорна и луне, —
плесни в лицо прощально мне
октябрьской россыпью холодной..
в твоей мерцающей дали —
ни парусов, ни теплоходов..
свет маяка умчится в воды.
и снова бродит вдоль земли..
колдуй же в наш последний вечер..
вот шевельнулась ты слегка —
слизнула след от башмачка..
но у меня в душе – он вечен..
и знает, верно, только Бог,
что в мирозданье отзовется:
стихия, что в груди мятется
или стихия возле ног..
прошли по краешку.. тонула
судьба в истоме красоты,
и ощутили мы, как ты,
стихия, в лица нам дохнула..
не размышляя над тобой,
уйдем, болтая про погоду..
и это в нас живет свобода,
а ты стихаешь за спиной..
и только выплески глухие..
прости же нас и глубь, и высь..-
соприкоснулись две стихии —
и мирно молча разошлись..

..Над цирком древнеримским зной плывет..
с крутой трибуны, прыгая по плитам,
спускаюсь на арену – скиф и гот..
здесь, может, предок мой лежал убитым..
мы, северяне – для потех годны —
всех пленных в гладиаторы сдавали..
и на аренах жаркой злой страны
патрициат и плебс мы развлекали..
ну пять, ну семь боев – в конце концов
погибнет гладиатор неизбежно..
и будут, будут свист трибун и рёв,
и этот – палец книзу – жест небрежный..
Гораций, скидок на эпоху нет
для тех, кто к струнам лиры прикасался —
страдающая сторона – поэт,
а ты, с трибуны глядя, улыбался..
беру песок.. конечно, он не тот..
из тех времен песчинка есть едва ли!..
вот я стою здесь – варвар: скиф и гот —
среди твоих, империя, развалин..
песок течет меж пальцев, как вода,
на мертвую – музейную – арену..
но отсвет твой, кровавая звезда,
наверно, где-то отразился в генах..
иначе почему тревожный зов
в душе, в крови при слове «гладиатор»?
и вижу ясно через пыль веков
след, что вдавил коляской триумфатор?
а день какой! роскошный южный день!
и жизнь ещё во мне ликует юно..
швырнув песок на стертую ступень,
легко, шутя взлетаю на трибуну..
не замедляя хода, на бегу
к камням эпохи жуткой прикасаюсь..
и – сам не зная, как же я могу? —
Гораций, объясни! – я улыбаюсь..