Гурген Богдасаров - Плач требухи

Не дари ты мне, жизнь,
Тяжесть новых надежд,
Я ведь умер давно,
Мне теперь не до них.

Не пускай меня вплавь,
Я уж плыть не смогу,
Не зови меня вверх,
Я летать не хочу.

Подари лучше сад,
Где в заботах весь день,
Чтоб усталость сама
Уводила в постель.

Не дари ты мне снов
Полуночных, глухих,
Чтоб случайно себя
Я не вспомнил в бреду…

Холодно стало сердцу наблюдать людей,
Безотрадно их явление смотрящему пристально,
Неприглядны их движения, и скудны их лица,
И неприступны понятия для обращения к разуму.

Пошлым стадом пройдут они свои годы,
Забыв о времени, не слыша ближнего,
И разойдутся по могилам
Заведомо безвестные, неведомо в чём убеждённые…

Я шел полем и внезапно у ног моих вспыхнули маки.
Вспыхнули как радость, которую я испытывал при встречах с Вами.
И, кажется, будто вновь Вас вижу,
И, кажется, будто вновь Вас коснулся…

Упасть бы, забыться в них,
В тех чувствах невозвратимых,
А что Вы теперь и где Вы,
И кто Вам сегодня любимый.

А если и Вас тревожит
Тот сон коротких свиданий,
Значит я счастлив безмерно,
Значит безмерно доволен.

Но только мерещиться что-то
Простая скамья под ивой,
Где внемля стоит ограда
У тихой Вашей могилы.

Тогда хочу превратиться
В такой же мак среди лета,
И также кричать неслышно
В трехдневной агонии цвета…

Облаков переклич
В синем небе висит,
А вокруг во траве
Всюду счастье стоит.

И я тоже стою
Посредине всего,
И теперь не боюсь
Никого, ничего.

Я шел мимо хлева. В стойле бык.
«Послушай!» – сказал бык. – «Завтра меня зарежут.
Нельзя ли сделать чего для спасения?»
«Нет!» – ответил я, не останавливаясь.

Завезли меня в больницу,
Положили на кровать в углу.
Кто я, откуда – забыл совсем…
Да и что с того, если вспомню…

Что, ворона, сидишь каркаешь…
Сыро, зябко и так, без тебя.
Под ногами лишь грязь чавкает,
Я давно уж иду, да не знаю куда…

Заходилась земля, города сбрасывая,
Жар изве́ргом раскрыл склепы горные…
Тогда стали речью лишь плачи насущные,
И не было клика никому откуда.

А ещё подбирались к полю два войска,
Те с одной стороны – те с другой стороны,
Ну, как водится, резались страшно,
Те с одной стороны – те с другой стороны.

А ещё был остров с беля́щей лагуной,
Где летали-свистали птицы райские,
Мерно море на пальмы бросалось,
Да песок на солнце в жа́ру искрился…

Обойду я тот остров берегом вóкруг,
И ещё, и ещё, и ещё обойду,
Завтра встану ещё и ещё обойду,
И ничто никогда нигде мне ненужно…

Я родился, прожил и умер.
Мне нечего сказать.

С чем доживаем мы последнее своё…

С оторванной ногой, лицом ещё не трупа,
С кишками, выпотрошенными на асфальт,
С расстрелянной душой оплёванного друга,
Иль с пакостью своей в молитве на алтарь…

Болящих тел распятые остовы
Влачим до отпевания утра,
Куда вы нас отпели, что там снова,
И где мои там в за́смерти глаза…

Господи, прояви ко мне жалость,
Отверни очевидность фактов от лица моего,
Не допусти их внятного рассмотрения,
Не по силам представшее перед глаза мои…

Господи, уложи мою голову на покой,
Да сокрой от всех где моё погребение,
Развесь колокольчики окрест,
И не прерывай их тихого перезвона вовеки…

Кто вы – высунувшиеся из дверей,
Кто вы – идущие мне навстречу,
Кто я – идущий на вас.
Когда-нибудь мы это узнаем…

Что глядишь мне в окно свет промозглого дня,
Иль не в силах ты вспомнить лучшего,
Или смерть уж в тебе и ты носишь её,
И боишься не дотянуть до ужина…

Ты угрюмым туманом подполз к подоконнику,
Очарован и креслом моим и огнём…
Хочешь, выйду к тебе и побуду с тобой
Будто с другом за чайным столом.

Подожди, время есть ещё,
Я приду, растворюсь в тебе,
И всего обойду, и всего осмотрю,
Твои раны закрою словом.

А когда я тебя всего обниму
Меня, пьяного, брось у дороги,
Чтоб не видел никто, чтоб не знал никто,
Отчего я упал и плачу.

Плачу я обо всех, обо всех, обо всех,
Кому всунули душу свыше,
Так зачем же тогда нас выносят потом
Из-под старой родной крыши.

Будь здоров, вставай завтра с утра,
Рассвети, ослепи ещё солнцем,
Пусть галдят мне опять твои воробьи
Под весёлым моим оконцем…

Ничего я не сделал с рождения,
Укололся, быть может, раз триста,
Да вещей украл, может, столько же.
Вчера меня закопали…

Привели меня на расстрел, поставили…
Пошептались, вынули ствол.
Что ж, так и надо мне, нещадному,
А вот и он – оглушительный приговор…

Голодной сукой по дикому полю,
Об сугробы визжа и отчаявшись,
Где деревья стоят и молятся,
Будто жить минуту до выстрела…

Голова волчицы в прицеле,
Вот и визги, и кровь об снег…
Звери не люди – люди звери,
Будет чучело, выпивка, смех…

Одиозной плетью стегает нас Время,
Выгоняя со света неправых и правых,
Стыдно мне, старику, что детишек
Наперёд меня гонят к истленью.

Ну скорей, чего смотришь, глупышка,
Ну бегом ты отсюда в могилку,
Там ты будешь держать игрушку
В детских радостных пальцах застывших…