Анна Баганаева & Co - Быть плохим – хорошо. Краткое пособие для неидеальных авторов

Первой смех искрится чистый по долине, вдоль полей.
У второй слеза коровья, сопли, вопли – пожалей.
Посмотрел пастух на телок, подобрался, подошел,
Про коровьи, про страдания разговор у них зашел.

«Ты пошто така смурная ходишь, краше в гроб кладут?
Аль не видишь, как другая шлет улыбки там и тут?
Разве поутру не в равных вы выходите в поля?
Разве пьете здесь водичку не с единого ручья?

Разве краше шкурка первой, чем у чистенькой второй?!
Разве есть причины плакать? Плохо выглядеть больной!»
А вторая отвечает, чуть с надрывом, сквозь поток:
«У нее лопух послаще, шелковистее платок,

Колокольчик вон из злата, да поласковей бычок!
Лабутены на копытах, а в колечке бриллиант,
Даже стойло из Милана, за какой такой талант?!!!»
Покивал пастух в раздумьях, да как выдаст на гора:

«Ты сама такая дура! Повзрослеть давно пора!
Только лаской и задором, сквозь улыбочку, любя,
Ты сполна получишь злата, море ласки и добра!
А когда в Миланском стойле вновь заплачешь, что опять

Не того покроя платье и не в тех шелках кровать…
Ты тихонько разбегайся, да как дай башкой в бетон!
Чтоб твой мозг тупой взорвался!
И вернешься в отчий дом!»

В городе N проливные дожди.
Тихо по улицам едет такси.
Под кустом на обочине мокнет дворняга,
Лапы скрючило, морда помята.
– Эх! – подумал, – Лету не быть.
Сейчас бы котлету каку заглотить.

В городе N проливные дожди.
В темноте на дороге мелькают огни.
Пассажир у окна просто смотрит в окно,
На коленях хозяина очень тепло,
Шерсть лоснится, бант на боку.
– Эх! – подумала, – От обжорства умру!

А вдали перекресток, горит светофор
Красный – стоп. И глаза их в упор.
– Как же здорово этой лохматой!
Лапы целы и морда опрятна.
Ж..у в тепленькой будке везет
и ошейник не жмет!

Дома ждут котлеты барбоса,
Ну а я с мокрым носом.
В теплой ванной потом окунут
Да еще и спать с собою возьмут.

– Как же здорово этому другу!
Хоть глаза велики от испуга.
Он свободный, как вольная птица.
Хозяина нет и он не боится!!!
Что подумают люди? Ему все равно!
Родословная, кличка, награды – смешно!

И вот так мы живем в этом мире!
Чувство зависти – раз, но взрастили.
Но мораль у строк такова,
Что мы часто не знаем и сути,
Но завидуем людям!

Три Феи собрались на сказочной опушке,
Нектара напились, на солнце разомлев,
Все сплетни обсудив и песни перепев,
И ну давай завидовать друг дружке.

– Ах, Доротея, – молвила Фелица, —
Завидую я, ты в шелках и злате,
А муж, как слышно, прикупил палати
Не где-нибудь, а в ангельской столице.

– Фелица, – упрекнула враз Минерва, —
Ты вспоминала б иногда, что свой достаток
Ты отдала за мужа-пьянь ну и детей десяток.
Тогда бы не была такая стерва!

Тут и Минерве две припомнили подружки,
Что весело живет без мужа и детей,
Ест, пьет, гуляет, пишет для сетей
И даже перед сном читает книжки.

Три Феи долго ссорились в тот вечер,
Ведя счета обидам и деньгам.
Не стану загружать я Инстаграм
Перечислением упреков и словечек.

Кто басню дочитал, тот точно молодец!
Мораль проста, тут и младенцу ясно:
Ты не завидуй никому напрасно,
Ведь каждый сам своих несчастий всех кузнец.

Художником задумал Заяц стать.
Купил он акварель, пастель и уголь,
Потом полез за вдохновением в Гугл —
На все лады давай критиковать.
Пика́ссо Кроль изобразил часы,
Которые расплавились, как масло.
«Ты б циркуль у кого-то попросил,
Раз круг не можешь рисовать, Пикассо!

Зря, Рубенс Волк, ты перевел холсты.
Очки надень! Твои глаза здоровы?
«Три грации» назвал картину ты,
А нарисованы тобою три коровы!

Малюет Крот Малевич черноту —
На прочие оттенки нету денег.
Медведь Ван Гог рисует в вазе веник:
Черкать получше могут в детсаду.

Про всех вас, бездари, я тонко намекнул.
Узнайте же таланты Зайца Вовки!»
Он с трепетом кисть в краску окунул…
За пять минут нарисовал —
мор-
ков-
ку.

Мораль сей басни, в общем-то, проста:
От зависти не принижай другого.
Найди себя в иных талантах, Вова,
Не пачкая альбомного листа.

Однажды в грозовую непогоду
В курятник птица райская впорхнула,
Спасаясь от превратностей природы.
Согрелась на насесте и уснула.

Совет хохлаток был в большой тревоге,
Такая красота с небес свалилась!
Глаза застила ревность на пороге —
У петуха гарем весь впал в немилость.

Одна пеструшка умною считалась:
Молчала много, зерна подбирая,
Кудахтала, застенчиво стесняясь,
Смотреть любила в небо из сарая.

Ее определили в делегаты
К волшебной гостье, чтоб узнать поближе,
И доложить дела и результаты
От встреч сторон под балкой старой крыши.

Подраспушив нарядик свой невзрачный,
Курешка подошла к прекрасной диве.
Заговорила, птицу озадачив,
Послушная товарок директиве:

«Ты так ярка, изысканна, пикантна,
От зависти я просто умираю,
Вся жизнь твоя – вчера, сегодня, завтра —
Подобна восхитительному раю.

Павлины страстные поют тебе сонеты,
Червей на блюде к клюву преподносят
И за перо звенящие монеты
У ротозеев и зевак испросят.

А я бесформенна, сера и не фактурна,
Облез мой хвостик от гнезда с соломой,
Не охмурить мне петуха культурой,
В рутине дней помру я бестолковой…

Я мир не видела – все яйца да цыплята,
Заботы бесконечные по кругу,
А высью бредила по юности когда-то,
Хотелось мне летать в жару и вьюгу.

Иначе вышло. Глупою несушкой
Сижу в сарае летом и зимою.
Отсчитывает годики кукушка,
В кастрюле старость уж не за горою…»

Ей птица дивная печально отвечала:
«Тебе завидую, смешная ты подружка.
В круженьях опостылевшего бала
Не отыскала я того, кто столь мне нужен.

Моя краса – жестокое проклятье,
За опереньем не рассмотрят душу.
Дарила сколько раз свои объятья,
Но сердца голос с каждым разом глуше.
Детей не позволяет имидж мерзкий,
С испорченной фигурой – на помойку.
А за прикид вульгарный, пестро-дерзкий
Дерут три шкуры и толкают в койку.