Лека Нестерова - Украина в огне – 2014. Стихи и проза

На то и фосфорная ночь.
На то и день с дождем кислотным…
Но зреют вишни – предков плотью,
и варит кашу чья-то дочь
на углях мазанки былой,
с кусками живности вчерашней…
Запел сверчок – уже не страшно…
и есть картоха под золой…

Была бы вера, что не зря
глаза до дна проела копоть.
…С любовью вырыты окопы.
Но нет любви на Кобзаря.

Город в осаде по сердце по самое —
это еще не склеп.
Непостигаемый, неприкасаемый
с неба не просит хлеб…

Сгинули лекари? – это не пекари,
пекарь не станет «бечь».
Зря красно-черный петух кукарекает —
пекарь, он там, где печь.

Там, где мука перемешана с муками
и неживой водой,
где грудничками подвалы мяукают
и молодняк – седой,
пекарь в блокаде, но правит сусеками
белым крылом руки…
Он из другого, из левого сектора,
всем и всему вопреки
фигу свернул безнадёге и голоду
с верой: душа – не хлев!
Зря минометы на мове глаголили,
страшная сила – хлеб.

Бьют разрывными и ломятся ордами
жертвы червей и мух…
Странное дело, от этого города
хлебный исходит дух.

Такая вот миссия: я рассылаю сны.
Детишкам – игрушки, конфеты… живых родителей…
Влюбленным – любовь и детишек…
Рабам сатаны —
вот думаю, что бы… Идите, идите, идите вы
по узенькой тропке вдоль пропасти в свете луны,
с мольбой небесам, чтоб ни тучки, ни повода рухнуть…
Не надо под ноги смотреть – все равно не видны.
Смотрите на пеплом и кровью покрытые руки,
пока не стошнит… пирожками, беконом, лучком —
таким молодым и весенним, под цвет униформы…

Пусть снится беременных жён опаданье ничком,
задушенных перед айфоном шнуром телефонным;

пусть снятся вам мамы, которых чужие сынки
бросают из окон к спешащим добить арматурой;
и ваши папаши, проросшие сквозь сорняки,
но пулю поймавшие – дуру за тугрики дуры;

пусть снятся вам дочки – им двадцать, и это предел:
верх тела облит и сожжен, а низ изнасилован;
пусть снятся сынки – огонь их до мяса раздел —
без права на выжить… а были такими красивыми…

Зовёте врача? – но вышибли душу врачу.
Поверили в Бога? – но пепел и кровь не замолишь.

Кто «не либерал»? Убивать не могу\не хочу.
И мстить не умею. Я сны рассылаю всего лишь…

Средневековье? – похоже, что так…
Площадь, костры, нечистоты, дубины,
дремлет рассудок в морфейных глубинах,
каски, щиты, озверение, мрак,

камни-страдальцы и камни-убийцы,
смрад, каннибалы, прыжки под псалмы,
саван и сало, мычащее «мы»,
скальп обгоревший, разорванный бицепс,

маски, забрала, чумной карнавал,
грязные деньги, подстилки и жрицы,
ухом не слышится, глазом не зрится,
кто оторвался, а кто оборвал

Май… В огороде цветет бузина…
в ямке малец от горшка двухвершковый…
Что с них возьмешь? – это средневековье.
Чем всё закончится? – лучше не знать…

Фригидны парламенты, спящие в ложах, —
им хунта – не хунта…
А мы-то что можем?
Ну, разве три слова взорвать, как фугас:
SAVE OUR GUYS!

Свою импотенцию чтут либералы:
не видно-не слышно их, чтобы орали
хотя бы вот это —
хоть где-то! хоть раз! —
SAVE OUR GUYS

Не слышно про выкуп ни оха, ни аха
ни от миротворцев, ни от олигархов —
извилина где,
чтобы суть улеглась?
SAVE OUR GUYS

Спасем ли? – пока на планете не вечер…
А может, привыкнем? – цветочки и свечи…
(Кому перекрыть кислород… или газ?)
SAVE OUR GUYS!

Расстрел – сосиски – пляшут все и сразу
Отвесил челюсть знавший Третий рейх
цветущий край разделан под орех
но в том краю плясать и петь горазды…
Вбивай в гопак на душу взятый грех!
Ты без души? – тогда тебе на праздник
где трупный смрад и фосфорные стразы
в программе для веселья и потех
Активней, ну, гоп-гоп, электорат!
И даже по живому бьющий «Град»
всеобщей эйфорией огопачен…
До мира ли, когда «понад усе»?
Всем по венку, пинку и колбасе!..

А суть все та же: бусы и апачи

Гремит не летний гром… идёт война…
Приказ стрелять в своих претит мальчишке,
Ведь знал он о войне лишь понаслышке!
/Рассказы деда… из кино… из книжки…/
Тех, нелюдей, кому она нужна,
История запомнит имена!

Давай с тобою, брат, поговорим,
От самых громких слов не гибнут дети!
Мы вместе не одно уже столетье
В Днепре полощем простыни и сети…
И пусть на первой искорке зари
Несут из Храмов радость звонари!

На бреющем полёте,
разрезая воздух, будто плотный яблочный пирог,
над самой над водой —
со свистом два крыла.
Прозрачности зеркал пруда касаясь,
распугивая рыб, стрекоз и войны,
ликует (и другого слова не подберёшь)
молоденький упрямый стриж.
Лягушка в камышах от наглости тех, кто не умеет плавать,
открыла рот.
На остром кончике травинки застыла бабочка.
Застыло время.
Тишина
и небо.