Розалия Рупова - От Маковца до Редриковых гор (сборник)

Истории, художеств, человека…
За каждым словом смысловые бездны
В любой системе всё им будет мелко
И ключ какой подходит – неизвестно.

История, ты – инструмент Гермеса,
Точнее – герменевтики машина.
Священна ты. Потребна экзегеза
Постичь событий высшие причины.

История – венок сонетов словно:
На старте – рай, и рай за гранью эр –
Его Первопоэт сложил любовно,

Чтоб мы, читая, восходили вверх,
В него вплетён (да будет всяк уловлен)
Спасенья стержень, истины пример.

Спасенья стержень, истины пример
Обвиты и тобой, венок мой скромный,
Моих сокровищ рукотворный перл
Как капля, отражает мир огромный.

Сцепленья строк, как связь причин и следствий –
Лапласова ль царит в венке причинность?
Свобода, коренящаяся в детстве,
Как вероятность в жизни проявилась.

И магистрал судьбы надёжно скрыла,
Как тайный манускрипт в библиотеке
До времени неведомая сила.

На Старой Площади, Варварке, Маросейке –
Моё блаженное младенчество омыли
Излившиеся благодати реки.

Излившиеся благодати реки
Да потекут твоим, венок мой, руслом –
Один из фантастических проектов,
В родстве венок с техническим искусством!

Как световолоконная проводка
Замкнулась цепью рифмы непрерывной,
Сонетов связь своей структурой четкой
Являет некий механизм надмирный.

Иль организм – уж слишком жизни много
В тебя вложил поэт, твой инженер,
От первой строчки одолев дорогу,

Которая восходит круто вверх –
Чтобы запел весь смысл пережитого,
Всего живого обнаженный нерв.

Всего живого обнаженный нерв,
Моя еще трепещущая нежность,
И бабочка, чей невелик размер,
И галактических морей безбрежность –

Вот, Господи, создание Твое –
Свидетельство премудрости Поэта –
Хвалу Тебе в моем венке поёт
И я смиренно подтверждаю это.

Мы все – миры – и путь свершаем свой,
Участники космического бега,
Но неуклонно движемся домой –

Так нас манит тепло родного брега.
И всюду наш бессменный рулевой
Любовь, что правит космосом от века.

Любовь, что правит космосом от века,
Являет мне свою благую силу.
Путь жизненный недолог человека,
Но ты его, как солнце, озарила,

Развеяла языческие мифы,
Оставив образ красоты и смысла.
Столетий вязь, эпохи древней шифры
Преобразились христианской мыслью.

Пробившись к нам из мира неземного,
Иконный лик пронзит нас взглядом вдруг,
И станет связь времён ясней намного.

Пока истории светильник не потух,
Поит народы освященный Богом
Кастальский ключ. Эллады древней дух.

Включив электронагреватель,
Сижу на даче в день сентябрьский.
В саду пернатый щебетатель
Как клирошанин семинарский:
То дискант слышится звенящий
И достигающий до неба,
То призвук с хрипотцой хрустящей,
Как корочка ржаного хлеба.

Я про Вселенские Соборы
Историю опять читаю
И в догматические споры
Душой взволнованной вникаю.

Сквозь политические страсти,
Интриги, недопониманье
И директивы царской власти
Шло точных формул созиданье.

Создал каппадокийцев гений –
Тем Церкви разум препоясав –
Непревзойденное ученье
О сущности и ипостаси.

Триумф Никейского Собора!
В трудах и родовых мученьях
Средь острых арианских споров
Вершилось догмата рожденье.

Неукротимый Афанасий
Нашел единственное слово:
«Единосущность» – всех понятий
Оно точней для веры новой.

И на Соборе Цареградском,
Пройдя безвременье и распри,
Вновь Церковь обрела согласье
О Том, Кто был рожден и распят.

Опять атака лжеучений.
Встает Кирилл Александрийский
Среди интриг и словопрений
За Девы Богоматеринство.

И снова пала лжи завеса
И личность Богочеловека
Под сводом древнего Эфеса
Утверждена теперь навеки.

Но только страсти поутихли,
Вновь – ложь новейшего извода.
Сказал архимандрит Евтихий:
Одна лишь во Христе природа.

В Эфесе пир ересиархов
И на разбойничем соборе
Лик несогласных иерархов
Повержен в прахе и позоре.

Встал Лев Великий, папа Римский.
Он твердо взял бразды правленья,
Чтоб в новой смуте Византийской
Путь отыскать для примиренья.

Накал стремился к апогею.
Спор – не о фразах отвлеченных.
Отцы, об истине радея,
Пришли к вершине Халкидона:

«В Христе не разлучить навеки
Природ Творца и человека,
Что пребывают неизменно
Неслитно и неразделенно».

О, это чудо богословья!
Ключ к постиженью человека
Нам дан отеческой любовью
Как тайна будущего века.

Мечта о православном царстве
И сверхзадача Константина,
Попытка взлета государства,
Земля и небо – Византия!

Вновь ересь тело Церкви жалит,
Но, истины держась высокой,
Не вторит православный Запад
Монофизитскому востоку.

Союз с Империей для Церкви –
То удила, а то и шпоры,
Но изоляцию отвергли,
Как зло, Вселенские Соборы.

А богословье царской власти
Не принял, Духом просвещенный
Как лжеученье новой масти,
Премудрый Савва Освященный.

Великий труд Юстиниана:
Во Имя Божье на столетья
Воздвигнут храм. Его «Осанна!»
Дошла до нас сквозь лихолетья.

Он, об Империи радея,
С державным мысли совершенством
Законом утвердил идею
Согласья царства и священства.

Но сей колосс, сей римский гений,
Что царской облечен порфирой,
Не мог постичь душой надменной,
Что Церковь – не в границах мира.

Она превыше всех правительств,
Какие на земле известны,
И обретет себе обитель
Лишь только в Царствии Небесном.

Царь с ересью устроил битву
То компромиссом, то – террором,
Но жалует монофизитов
Императрица Феодора.

И эта ложь монофизитства
В ответ политике жестокой
Распространилась очень быстро
На всем не – греческом Востоке.

И возрастало недоверье
К двуликой, ненадежной власти,
А ереси и суеверья
Привычной сделались напастью.