Александр Борохов - Зал ожидания

Заснуло обычно на кожаном кресле,

И было тоскливое серое утро,

И было холодным собачье сердце.

Хозяин сжигал сигареты как спички,

И тоже уснул в метро, до конечной,

Но там он не вышел, и врач по привычке,

Вздохнув, проворчал: «Эх, сорвалось сердечко»

Так было ль, так будет, я право не знаю,

Ведь можно же жертвою стать обстоятельств,

Мы вместе гуляем с собакой по раю,

Где косточек море… и нету предательств!

Алой бритвой рассвета, вскрыто чрево у ночи,

Мы совсем не другие, мы похожи на прочих,

Мы грустим и страдаем, мы танцуем и пляшем,

Под пятою у Бога, в муравейнике нашем…

Просто подарите в этот день свою счастливую улыбку,

Что не надо одиноко коротать свой век,

И скажите Богу лишний раз спасибо,

Лишь за то, что есть у Вас ЛЮБИМЫЙ человек!

Свеча горела на столе,

Свеча горела…

А мысль, подобно вялой тле,

Ползла и тлела, тлела, тлела…

Белый снег кружится, падает легко,

На душе так чисто, на душе светло,

Синий ветер плещет, где-то там вдали,

И мечты уплыли словно корабли…

Позабыв обиды, всматриваюсь в даль,

Никого не жалко, ничего не жаль!

Прохожий, тише, пусть он спит,

Но если ты пришел сюда, послушай,

Здесь тот лежит, кто тем лишь знаменит,

Что не давал спать Вашим душам…

Констанция больна, а на дворе весна,

Сомненьями звучит судьбы моей струна,

Мой Бог, я так устал, не чувствую весны,

Не музыки хочу – я жажду тишины.

Да… на дворе весна… А денег нет, как нет,

Констанция больна, вот, если бы букет…

Я мог бы ей купить, ну, скажем, алых роз,

Чтоб всю любовь вложить в принцессу моих грёз.

Но нет, не суждено… Как холодно в дому,

Я музыкой горю, я в нотах, как в дыму!

Уж скоро рассветёт, и я, в который раз,

Задумаюсь над тем, кто сделал мне заказ.

Был в чёрное одет мой необычный гость,

По-моему хромал, иначе – к чему трость?

И молча головой кивнув туда-сюда,

Он вдруг меня спросил: «Вы Вольфганг Моцарт? Да?»

Тут я ему кивнул, как будто бы в ответ,

Мой странный визави, по странному одет,

К чему весь маскарад? Ах, все как мир старо.

Пусть бархатный берет, но алое перо?

Как пламени язык, но не об этом сказ.

Он тихо произнес: «Я Вам принес заказ»

– Соната, серенада, концерт, дивертисмент?

– Нет, Реквием, маэстро. Прочувствуйте момент.

Вот Вам, пока, аванс. Что талеры? Вода.

Там должен быть фрагмент труб Страшного суда!

Я Вас не тороплю, но, честно говоря,

Я жду от Вас заказ к началу декабря.

Он тростью постучал по мостовой из плит:

«Вам цифра тридцать шесть о чем-то говорит?»

– семнадцать месс… не то… не десять серенад,

Дивертисментов семь, а сколько же сонат?

Постойте-ка, ну да, конечно, что-то есть…

Соната «Хаффнер», вот, под цифрой тридцать шесть…

Гость улыбнулся мне: «Я просто так спросил,

Я, кстати, восхищен, откуда столько сил?

Фантазии и рондо, мой сударь, извините,

Вы музыкой живете. Когда ж Вы, право, спите?

А, впрочем, ерунда. И вновь я повторю,

Исполните заказ, и точно к декабрю.

Да, сударь, к декабрю. И это тоже факт.

А как бы зазвучал у Вас девятый такт?

Там есть такой момент, он нежен как мимоза,

Там легкая печаль, с названьем «Lacrimosae»

Ну, сударь, мне пора. Я заболтался с Вами,

Вы пишете душой, а я плачу деньгами…»

Так, где мое перо? Здесь будет «фа-диез»,

А может «си-бемоль», иль лучше, все же, без…

Смыкаются глаза, перо мне руку жжет.

Мне надо все успеть, меня заказчик ждет!

Констанция, поверь! Вернется счастье в дом!

Декабрь. Рождество… А после – отдохнем…

Я вчера и всегда непременно один,

И до боли гляжу в небеса голубые,

Как открою глаза, вижу шумный Харбин,

А закрою и вновь, вижу сны о России…

Что оставил я там, купола, да кресты,

Тишь лесов, гладь озер и цветы полевые,

Лишь руины надежд в черноте пустоты,

Средь которых в бреду бродит красный Мессия…

И от золота пагод, тускнеет погон,

И мелькают то рикши, то кули смешные,

Даже русская речь, здесь похожа на стон,

А величье и честь только в снах о России…

В барабане патрон, лишь щелчок и в Раю,

О тоске вам расскажут глазницы пустые,

Но тревожит одно, у судьбы на краю,

Что уже не увижу я сны о России…

А в России зима, кроет белым дома,

Но снежинки не скроют следы пулевые,

И Россия-тюрьма, и чужбина —тюрьма,

А свобода лишь есть только в снах о России…

Вы все за что-нибудь погибли,

Мы все здесь будем рано или поздно,

Но время всех здесь примирило,

Кресты и звёзды, кресты и звёзды.

Гербов суровость и идей крылатость,

Застыли в камне чьи-то кровь и слёзы,

А нам в наследство лишь осталось,

Кресты и звёзды, кресты и звёзды.

И крест, неся кто на спине, а кто в петлице,

А звёзды так прекрасны словно грёзы,

Уходит всё, но что-то остаётся,

И это что-то лишь кресты и звёзды…

Затерянный хутор в низовьях Дона,

Надежда и вера, рассыпаны в прах,

Плывут по реке золотые погоны,

Под марш похоронный, в усталых сердцах…

В шинели, с неполным георгиевским бантом,

В землянке стоял боевой генерал,

Он с болью вгляделся в своих адъютантов,

На крест помолившись, негромко сказал:

«Безумная буря прошлась по России,

Но близок позорный и страшный конец,

Оплатим грехи и свои, и чужие,

Пусть платой послужит терновый венец!

Не стоит друзья, ни о чем не жалейте,

Ну что ж, коль не сядет орёл на погон…

Не будем об этом, поручик налейте,

В солдатские кружки простой самогон.

До дна и по полной, война отгорела!

Мы тоже уходим, пожалуй пора,

За наши погоны, за честь офицера,

За нас кавалеры, за вас юнкера!

За барышень наших, потерянных где-то,

На страшных дорогах Гражданской войны,

Дай Бог им удачи, в скитаньях по свету,

Пошли им хотя бы красивые сны…

Не хочется верить, что нашим дорогам,

Уже никогда и нигде, не сойтись,

Вы будете вечно, чисты перед Богом,

В какую бы грязь, не толкала вас жизнь!

Мы вовремя скажем последнее слово,

В нагане недаром оставлен патрон,

Пусть каждый исполнит смертельное соло,

Отвесив Отчизне прощальный поклон!

Я всех вас запомнил, безусых мальчишек,