Айрат Мустафин - Штормовое предупреждение. Поэзия

– Вы не знаете где тропинка на небо?
Очень, знаете ли, хочется прогуляться по облакам.
– Хм, вы, наверное, шутите. Как можно ходить в небесах?
– Это страх нас удерживает от хождения по воздуху.
– А что, самолёты, пилоты, дирижабли и парашюты
Теперь не в счёт?
– Какой пилот может шагать по облакам. Он ведь, тяжёлый.
Он надеется только на свою машину.
– Мужчина, вы городите чушь. Это пока невозможно
По техническим причинам.
– Вот. И вы говорите пока. Это меня сильно радует.
Но, вы так и не ответили, где та тропинка, по которой идут
На небо.
– Наверное, там, где дует фиолетовый ветер или зелёный.
– Странно, ни в Челябинске, ни в Череповце, ни в Павлодаре
Я не замечал указателя «Шагать в небесах там».
– Хам! Вы меня просто разыгрываете. Или вы сумасшедший.
– Нет, просто я, шедший по небу, но забывший дорогу назад.

Как-то надо с этим жить.
Вот какое десятилетие
Не даёт покоя верлибр.
Сверлит и вибрирует.
Потрясает и раздражает.
Рождает непривычное
И обычное превращает
В цепляющее.
Дышит стихотворение,
Сбивая своё дыхание
Вслед за разворачивающимися
Событиями.
Быть ли им, верлибристам?
Ребристым становится стих
Без доводки рубанком рифмы,
Полировки напильником.
Пыльный ком слов летит
Прямо в голову или сердце.
Там очистится.
Грязь отстанет.
Устанет критик ругать безрифменное.
Алмаз и без огранки остаётся прекрасным.
В беспокойстве ворочается стихотворец.
Во сне он возводит дворец
Под названием «Верлибр» —
Веяние новой архитектуры.
Жизнь продолжается.

Деревья зелёные шапки
Надвинули на самые брови —
Глаз не видать.
Руки зелёные спрятали
В карманы почти незаметные
Прямо в стволах —
Не выпросишь показать
Зелёные ладони.
Только клён воздел
Растопырено пальцы
К небу
С просьбой остановить
Жару хоть ненадолго,
Пролив наконец-то воду
И охладив пыл,
Остановив расплавление
Зелени.
Сосна тихо плачет —
Жарко ей, снега желает.
Сгрудились облака,
Нахмурилось небо,
Залепило ватностью Солнце,
Взвыло от боли и жалости
К деревьям и зарыдало,
Обливая землю и зелень
Дождевыми слезами.
Зашумели благодарно
Деревья,
Склоняя слегка
Свои зелёные головы.

Здесь нет пристани.
Лодки сами выбирают себе порты.
Впрочем, зачем так громко
Именовать их временное пристанище.
Берега кромка, выступ удобный —
Лодка любит здесь находиться.
Перевозит туда-сюда людей и садится тихо,
То и дело, касаясь берега.
Здесь не нужно выбираться на самый песок —
Здесь колышек есть.
К нему привязаться и болтаться рядом
Любит лодка.
А когда нахмурится небо, чем-то расстроенное,
То лодка нагло ляжет прямо на берег,
Переждать грозу собираясь.
А когда сезон этих встреч подошёл к концу,
То лодка заплакала,
Расставаясь со своим берегом.
Тихо, и так,
Чтобы никто не заметил.

– Эй, мойщик окон!
– Нет, он не моет окна,
Он запускает свет.
– Входи, свет.
Располагайся, разливайся по комнатам.
Присаживайся поочерёдно на диван,
На кресло.
По полу скользи.
Наполняй собою посуду в серванте.
Удивительно, когда свет
Имеет возможность прийти к нам.
Мы можем им наполнять бокалы.
Мало ли что ещё можно делать со светом.
Марафетом занимается девочка,
Сидя у окошка.
Рисует себе ресницы и брови.
Теперь ей светло.
Мальчик посылает ей солнечного зайчика
Обломком зеркала.
Свет, приходи к нам чаще.

Феофилакт Косичкин почёсывает бакенбарды.
Макает перо в чернила и тихо строчит стихи.
Рисует профили милые, кусает перо зубами,
И подбирает рифму, чтобы лились ручьём
Стихи.
Феофилакт Косичкин тихо ругает Булгарина
В «Литературной газете» и пишет письма Дельвигу,
Чтобы узнать как дела.
Повесил сюртук на спинку
Стула, по-венски выгнутого,
И держит рукой Пегаса за нерасчёсанный хвост.
Феофилакт Косичкин знакомый до неприличия,
Отличный от всех поэтов – великое наше всё.

Пульс времени застыл в наших шеях,
Сдерживаемый крик о том, как надо —
Комом заткнул наши глотки.
Маршрут выверен с точностью до шага.
Подвиг пастора Шлага —
Укор нам нынешним
Молчаливым.
Там, на сцене бегают и даже скачут —
В рамках выделенной площадки
И согласованной пьесы.
Бесы вырвались прямо из книги,
Из прошлого просочились в настоящее.
Голос вывел из оцепенения,
Выбил пробки из наших трахей.
Голос
Разогрел застывшую кровь,
Разбудил нашу совесть.
Голос.
Голос
Оглушил бесов, заставил остановиться.
Слушайте голос,
Он даст вам силы молчание прекратить.

Пустой стул у письменного стола.
Хозяина нет. Стул никто не займёт.
Никто не присядет, чтобы сделать
Записи в дневнике, ответить на письма,
Полистать книгу.
Стул пустой.
Вытерта ткань на сгибах,
Лак кое-где исчез.
Без
Него
Никто
Не займёт теперь этот стул.
Пусто.

Сердце наружу.
Нет у него доспехов.
Успехи и неуспехи все на виду.
Бьётся, артериями коронарными,
Будто нитями авоськи опутано.
Путано что-то рассказывает
Перепуганный гражданин,
Отхлёбывая воду из гранёного стакана.
Странно выпучены глаза,
Взмокшая на спине рубаха.
Привиделось чудаку, что в лесу —
Палач и подобие плахи.
Страхи, страхи заставляют сердца,
Выворачиваться наружу.
А когда всё уже позади, то обратно
В грудь прячется миокард.
А кто-то с самого начала
И навсегда
Сердце своё оставляет снаружи.
Считает, что так честнее.
Но так и особо больно.

Свойство внутреннего магнита
Притягивает людей
И хорошие события.
Из небытия вытягивает
Сломанные конструкции
И неизменно их чинит.
Чинно шагает картонный чиновник.
Он почитает только
Плакатных начальников.
Нет, не печально,
Что бумага не может притягивать так,
Как внутренние магниты.
Притяжение.
Видимо, это свойство – стержневая основа
Настоящего человека.