Влад Ривлин - Искусство революции

В то время многим в еврейском анклаве Палестины импонировали идеи Муссолини и Франко о сильном национальном государстве. Пэнн был первым среди ивритских поэтов, кто начал обличать уродливую сущность фашизма и войны – например, в поэме «Испания на костре».

Пэнн не делит своих соотечественников – евреев и арабов – на своих и чужих. Убеждённый антифашист, в своих стихах и поэмах он клеймит войну, социальную несправедливость и национализм. В поэме «Мир в осаде» (1942 год), которую Пэнн называет «Поэма об измене и верности», он клеймит малодушие тех, кто из-за трусости или корыстных интересов предали мир и привели к власти нацистов:

«Правому реформистскому рабочему движению в Европе, которое своим предательством (до и после Мюнхенского соглашения) прямо и косвенно способствовало возникновению и упрочению национал – фашизма,

Словом жадным хочу рассказать я,

Словом высохшим, жаждущим хлеба,

Рассказать о потерянном брате.

Об утратившем землю и небо.

Верный – изредка, чаще – предатель!

Спотыкался и ползал он слепо,

И о нём, не достойном проклятья,

Словом высохшим, жаждущим хлеба,

Словом жадным хочу рассказать я!».

Вражде и социальной несправедливости он противопоставляет свои идеалы:

«Тебя провижу я в цвету,

В расцвете дружбы и богатства:

Осуществлённую мечту —

Народов равенство и братство!

Тебя провижу я в цвету,

В расцвете дружбы и богатства».

Пэнн прославляет победы Красной Армии и искренне и сердечно приветствует освобождение Европы от нацизма. Не обходит он в своём творчестве и темы Катастрофы европейского еврейства. Стихотворение «ПОМИНАЛЬНАЯ СВЕЧА» Пэнн посвящает «Памяти еврейских детей, замученных нацистами».

Бледней тебя нету, Ханэле,

И памяти нет страшней.

На этой войне ты, Ханэле,

Сквозь десять прошла смертей.

Но искорка света, Ханэле,

В улыбке жила твоей.

Он также обличает британских колонизаторов, которые в представлении Пэнна были главными виновниками кровопролитной вражды между евреями и арабами. В 1947 году он написал стих, обращённый к британским колонизаторам, который назвал «Ла-омдим ал дами» («Стоящим на крови…»):

Стоящий на крови людской

Пусть забудет покой!

Пусть придёт к нему ужас ночной и дневной,

Пусть судят его мои дни и ночи,

Пусть глядят на него убитого очи.

Пусть покойник грозит ему жёлтой рукой —

Пусть забудет покой

Стоящий на крови людской!

Глумящийся над сиротой

И над детской слезой —

Навсегда пусть забудет про сон и покой!

Пусть всегда он чувствует за спиною

Мертвецов дыхание ледяное.

Пусть память его наполнится мной.

Стоящий на крови людской

Пусть забудет покой!…

Стоящий на крови людской!

(Перевод Д. Самойлова).

Образование государства Израиль неразрывно связано в восприятии Пэнна с кровопролитной войной, трагедией и гибелью людей, которые могли жить вместе в мире и дружбе. К этой теме он обращается постоянно. «Иерусалимский вечер» – один из таких стихов Пэнна:

Было тихо. Только горы,

Оцепив старинный страх,

Стерегли кремневый город,

Захлебнувшийся в ветрах.

В неожиданную темень,

Отпылав, плыла одна

Окровавленная тема

Умирающего дня.

Стыли церкви, минареты,

Вился шёлк бород и пейс.

Шла, одетая в запреты,

Фанатическая спесь.

И на зубчатые башни,

На могилы всех богов

Домино прискальной пашни

Набегало из лугов.

А навстречу, пуст и ломок,

Под ажуром пелены

Стеариновый обломок

Новорожденной луны.

Древний город – он расколот!

В пальцах тропок и путей

Был зажат лиловый холод

Злоумышленных затей.

Ливень хлёсткий, ливень колкий

Взбудоражил грани зон:

Иглы пуль, смертей осколки

Растерзали в клочья сон.

Счёт могилами оплачен.

Стало тихо. Спит Салим,

Спит Моисей, и, в небо плача,

Стонет

Иерусалим…

1948 год.

Перевод автора.

Пожалуй, он был единственным из ивритских поэтов, кто поднял в своём творчестве тему Катастрофы палестинских арабов 1948 года – Накба, и посвятил трагедии их изгнания и смерти свои стихи в сборнике «Арабские мотивы»:

Пошёл колодец к ведру,

Пришла гора к Магомету.

Я бедность свою залатаю мешком

Твоего горячего лета.

Чёрное солнце в моём дому

Не дарит радости взгляду.

Тебя, что была моё масло и хлеб,

Превратило в бич и досаду.

Ночь заперта на засов,

Дорога моя раскололась.

Ко мне из ограбленной борозды

Тянешь усохший колос.

Обуглились руки мои в огне,

Петух не кричит над забором.

Мои мертвецы колыбельную песнь

Поют замогильным хором.

Колодец потерял ведро,

Гора предала Магомета.

Спаси колосья моих полей

От гибели и от навета!

Скрепи распавшийся ком земли,

Верни мне жизнь и обитель.

Где ты, Исаак, где ты, мой брат,

Где ты, Авраам, мой родитель?…

Здесь расплакался дым,

Здесь огонь утвердился.

Здесь малый домишко ждёт,

Чтобы смех в него возвратился.

Не квохчут куры в пыли,

Не молится виноградарь.

Сиротство жёлтых полей

За рухнувшею оградой.

Здесь стоном стонет стена,

Здесь камень лежит, стеная.

Здесь, словно знамя беды,

Оставленная абайя.

Владей, поджигатель! Ступай

Железной пятой по телу!

Здесь пахарь идёт чужой

По отнятому наделу.

Здесь слышен сдавленный всхлип —

Земля! Пойми, что он значит —

Не Рахэль плачет в тиши —

Агарь над сынами плачет. *******

После провозглашения Государства Израиль Пэн вступил в Израильскую коммунистическую партию (до 1952 года – Коммунистическая партия Палестины) и в это же время он возглавляет литературное приложение газеты Израильской компартии «Коль ха-ам».

В его мировоззрении было немало противоречий и далеко не всё было разложено по полочкам. В его коммунистических убеждениях нашлось место и мессианским идеям иудаизма и прежде всего идее богоизбранности еврейского народа.

«Я… коммунист – еврей…

и

Чем сильнее звучит во мне коммунист,

тем выше взмывает во мне еврей»,

пишет Пэнн в своём стихотворении «Ани ехуди» («Я еврей», 1948 год).

Но это было его вИдение, его убеждения, с которыми он никогда не шёл на компромисс с общепринятыми мнениями или линией партии. Он всегда думал, говорил, писал и делал только то, в чём был убеждён, что чувствовал и что считал необходимым и верным. Едва ли кто-то из его критиков сможет когда-нибудь доказать обратное.

За свои убеждения Пэнн как поэт поплатился очень дорого. Литературные и официальные круги Израиля объявили Пэнну настоящий бойкот. Многие годы его произведения почти не публиковались, для литературных критиков его творчество стало «табу» – на его стихи не писались ни литературно-критические статьи, ни рецензии. В литературной критике они даже не упоминались! Его по-настоящему душили замалчиванием! По радио нередко звучали песни на стихи Пэнна, но при этом объявлялось: «Стихи неизвестного поэта».