Иван Ярославов - Река любви

Укатилось ночью в зеленя.

А с утра, заманчиво и чисто

Рыжеглазой осени монисто

Вновь чарует красками меня.

Вновь мечты реальны, зримы, строги.

Остывают жаркие дороги,

Остаются годы за спиной…

Но опять мне кажется, что рано

По долинам сизые туманы

Стелют иней ровной сединой.

Сомкнулось времени кольцо

В высоком слоге.

Так ясно родины лицо —

Скворцы на стоге.

И кружатся за кругом круг,

На стог садятся,

Как будто поле, лес и луг

Вновь повторятся.

Отхлынет мир, замкнётся круг

Твоей дороги.

Исчезнет всё, и снова вдруг —

Скворцы на стоге.

Вернётся юность! Знаю, знаю.

Всё эта встреча на уме.

Быть может, к завтрашнему маю,

Быть может, к будущей зиме.

Вернётся юность! Но, быть может,

И не моя, и не твоя:

Меня предчувствие тревожит

Ещё чужого бытия.

Сойдутся в мире совпадений

И породнятся – тем святей —

Один в статистике рождений,

Другой – в статистике смертей.

Как ни светлы на храмах купола,

Остановить не в силах зло священник.

Как ни белы у ангела крыла,

Но и они отбрасывают тени.

Земля, Земля – мой шарик голубой,

Подобие и образ всей вселенной.

Что люди всуе делают с тобой,

Что происходит с нами в самом деле?

Грешим, враждуем, спорим без конца,

И нет нам всем на то благословенья.

Мы – дети совершенного Творца,

Но так ли совершенны, как творенье?

Дано нам всё – и блеск, и нищета,

И траур тьмы, и яркий свет лампады.

Всегда раскрыты адовы врата,

А рай цветёт за каменной оградой.

Планета наша – чаша для морей,

И острова, как вехи продвиженья.

Но, чтобы стать и выше и мудрей,

Как трудно плыть сквозь волны

Заблужденья…

Сердце – чудо. В него просторы

Всей Вселенной легко вошли.

Стройплощадочка, на которой

Вся тяжёлая кладь земли:

От античных цивилизаций

И до атомных кораблей,

От сибирских электростанций

До нелёгкой любви моей…

Любить бы ночное молчанье,

На белой душистой коре,

Разлукою первоначальной

В какой-то далёкой поре.

Биением пульса и дрожью

Желаний бессвязных в судьбе,

Бессонницей, кровью и кожей,

Следами на тёмной тропе.

Глазами и голосом низким

Той женщины, что рождена

Из песен далёких и близких,

Из яви и вещего сна.

Любить и быть ею любимым,

Любить, пока свет не ослаб,

По крайности, если не дымом,

То тенью от дыма, хотя б!

Есть мир и я. Я – это ощущенье,

Весёлость, гнев, любовь… Пространства леденя,

Без жизни тёмен мир. Я – это освещенье.

Рожденьем я включён. Смерть выключит меня.

Все, кто на ощупь шёл, слова услышьте эти:

Мной пользуйтесь, пока ещё пылаю я,

Распространяя свет… И при неровном свете

Всмотритесь в лабиринт земного бытия…

Сколько жить остаётся

Мне от нынешних пор?

Смерть свою, как и солнце,

Не рассмотришь в упор.

Сколько жить остаётся,

Сколько штормов снести?

Не написано лоций

Для земного пути.

Он для каждого – внове,

Что ни шаг – наугад!

Точно бег родниковый,

Без дороги назад.

Сколько жить остаётся? —

Если б кто подсказал!

Смотришь вдаль, как на солнце,

И отводишь глаза.

Лава жаркая льётся,

Плавя все рубежи.

Сколько жить остаётся?

Остаётся – вся жизнь…

Я в мир пришёл. Как в пьесе: я и те же.

Просторы те же, реки, небеса,

Мещане, обыватели, невежи,

Подвижники, мечтатели, леса,

Сомнения, пророки, предрешенья,

Открытия, любовь, страданья, сны,

Души неповторимые движенья…

И то же ощущенье новизны.

Сердитый лес темнел на горизонте,

Уплыл туман, оставив росный след,

И небо, распахнув прозрачный зонтик,

Из глубины процеживало свет.

И птицы, просыпаясь постепенно,

Затеяли концерт среди лесов,

И смешивался пряный запах сена

С шуршаньем опадающих плодов.

Всё начиналось, оживало, пело…

Стук топора, деревьев голоса…

И старый человек в рубахе белой

Все эти звуки красками писал.

Ни близкого, ни ближнего, ни друга,

Я замкнут весь, как узник, сам в себе —

В миг радости, в час горького недуга

Пустынен смех, нет отклика мольбе.

В немой, для всех неведомой борьбе,

Одна мечта – угрюмая подруга,

Что шепчет мне проклятие судьбе

И в час труда, и в скорбный час досуга.

И человек потерян средь людей,

И тщетно он тоскует о слияньи,

Что капля с морем, – матерью своей,

В беспомощном и сумрачном скитаньи,

В полдневном зное иль в полночной тьме,

Он бедный узник – в собственной тюрьме.

Меня дорога уводила

Ещё неведомо куда.

Она во мне тогда будила

Страх к уходящим поездам.

И вот колёса застучали,

И лес тихонечко отстал.

Я понял, что в иные дали

Теперь мой путь уже лежал.

И уезжать мне было страшно…

Ещё тогда я знать не мог,

Что станет этот полустанок

Началом всех моих дорог…

До конца, до самого конца

Время нам сердца окольцевало.

Не уйти из этого кольца,

Даже вдруг бы всех часов не стало.

Но пока мы молоды, кольцо

Вряд ли кто из нас и замечает:

Просто ветер дует нам в лицо

И дожди за спинами качает.

И пока не стары, кольца те

Раздвигаем ярыми делами,

Только в подступившей темноте

Нас сожмёт прошедшими годами.

В то кольцо и горе вплетено,

И любовь, и радость озаренья…

Из кольца хочу я, всё равно,

Вырваться хотя бы на мгновенье!

От шума ветра глохну я во сне.

В нём, как вино, перебродило время.

И серп луны плывёт в моём окне —

Проклюнувшееся сквозь вечность семя.

Расставили силки небес жнецы,

Разбросив Млечный путь, как полотенце.

Сочатся звёзд набухшие сосцы,

Обкусанные дёснами младенца.

За кругом круг, как со свечой в руках,

Ступаю по небесным перевалам,

Чтоб поутру опять издалека

Заря взошла и солнце засияло.

Я в этом мире случайный поэт,

Не за себя – за другого живущий.

Я к вам приду через тысячу лет

Терпкой водой или хлебом насущным.

Я к вам чужим ожиданьем вернусь,

Тёплым дождём иль холодной росою,

Мартовским снегом, похожим на грусть,

Нежной проталиной, верной лозою.

Я постучусь на далёкой заре

В ваше окно замерзающей птицей,

Буду на кончике нитки гореть