Иван Ярославов - Река любви

Дизайнер обложки Александр Новиков

© Иван Ярославов, 2018

© Александр Новиков, дизайн обложки, 2018

ISBN 978-5-4490-6323-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Антоновские яблоки в траву

С ветвей провисших шлёпаются глухо,

И светлый, будто нимб святого духа,

Туман легко уходит в синеву.

Но как бы не был дорог этот час,

Его мне неизбежно не хватает.

Меня за садом женщина встречает,

И листопад не огорчает нас.

Как руки её плачут на плечах!

Как кудри источают запах хлеба!

За что такую осень дарит небо?!

Зимою мне привидится в ночах,

Как плыл туман прозрачный в синеву,

Как постепенно росы холодали,

Как с грустных веток глухо опадали

Антоновские яблоки в траву.

И бедность, и неприбранность кляня, —

Как далеко от них я ни уеду, —

Мой старый дом, пыхтя и семеня,

За мною отправляется по следу.

И вот о нём забывший я, почти,

К другим огням привыкший и к разлуке,

Увижу вдруг, как отсвет от печи

Нежарко греет моей мамы руки…

А на меня глядит Мадонна,

Зеленоглазо, со стены.

И так её душа бездонна,

И так в глазах растворены

Все наши горести и плачи

Ценою – в жизнь, длиною – в век…

И так беспомощно маячит

В пресветлом взгляде человек…

Но есть священный островок,

И мы – чудилы и невежды —

Висим на ниточке надежды,

И все уроки нам не впрок…

Но остров – есть. И иногда

Он превращается в планету.

Как охватить безмерность эту?

Куда рвануться? В никуда?..

К воде спускаются отлого

Крутые дуги берегов,

А между ними много-много

Больших и маленьких стогов.

На пласт сухой, шуршащий сяду, —

Устал, сморился, месту рад —

И сквозь кусты предстанет взгляду

Далёкий, медленный закат.

И так воздушно, на прощанье,

И потускневший свет в волне,

И раскалённых кос пыланье

Соединятся в том огне.

Горючая слеза. Падучая звезда.

Высокие, холодные зарницы.

Исчезнув в мирозданье без следа,

Звезда в слезе полночной отразится.

И этот горький, невозвратный свет

В твоей душе, как зарево взметнётся,

И будущее время отзовётся,

И словно эхо – прошлое в ответ.

И кажется: вот-вот спадёт покров

С грядущего, и дали отворятся,

Но ты всю жизнь на грани двух миров,

Что без тебя потом соединятся.

Встаёт рассвет, сметая сумрак прочь,

Грядущий день расталкивает тучи…

И ночь прошла, не повторится ночь —

Звездой падучей и слезой горючей.

Когда в разлуке две души,

Когда с тобою мы в разлуке,

Я знаю, есть в ночной тиши

Нас охраняющие звуки.

Кто может слышать небеса,

Тот никогда уже не спросит

О том, как души и глаза

Друг другу музыку доносят.

Она во всём, она везде,

И звуки нас находят сами,

Когда на вспыхнувшей звезде

Внезапно сходимся глазами.

Недавно я прочёл сонеты.

Они, и вправду, сильно спеты.

В них – море на исходе лета,

В них солью плещется волна.

От горя, что зовут судьбою,

От одиночества и боли,

В них женщина выходит к морю —

Смугла, прекрасна и грешна.

И не глазами, а очами

Глядит она, полна печали,

Как два крыла усталой чайки

Качнул волны вечерний дым.

Пустынный берег на закате…

Шурша, в песок слетает платье,

И ждёт она, пока подкатит

Волна к ногам её босым…

Загляделась тоска в наши окна стылые,

Заметалась метель, на порог ступив…

Но молчали, застыв, руки, как бескрылые,

На заснеженный пол что-то уронив.

И от долгой зимы – тёмные, нездешние —

Застоялись снега на душе у нас.

И деревья от снов, за ночь поседевшие,

Отчуждённо сплелись, как в последний раз…

И тьма, и свет, и явь, и бред —

Контрастов откровенней нет.

То покороче, то длинней

Чёт-нечет и ночей, и дней.

То угасанье, то рассвет:

Сгорит закат – заря вослед.

И сонмы кружатся за ней

Полутонов, полутеней.

В них и загадка, и ответ,

Чередованья зим и лет,

И холод, и тепло лучей

Спокойно ждут поры своей.

Глядят всегда друг другу вслед

И тьма, и свет.

Не море, а белое поле

Штормами разбитого льда,

Как будто бы россыпью соли

Покрылась густая вода.

И чайки над морем не реют,

Застыла в глазах тишина.

Но где-то под льдинами зреет

Крутая, взрывная волна.

Пусть властвует стужа,

Но всё же

Настанет то время, когда

Сорвёт с себя мёртвую кожу

Живая морская вода.

Очарование суля,

Но бестолково,

Уже в начале февраля

Случилось слово.

Я ошарашенно постиг,

Что дни летели,

Что звонко холодят язык

Слова метели.

Что ледяные соловьи

На белом свете

Сильнее жизни и любви,

Смертельней смерти.

Вороний рой на кромках крыш

На счастье каркал,

И просыпался мой малыш,

И горько плакал…

Мне кажется, лето питается зеленью пруда,

И в каждой травинке есть тёмная влага веков,

И дремлет история где-то на дне, и оттуда

Начала берут путешествия всех облаков.

И все облака, словно музыка, вновь воздвигают

То боль, то грозу, то июльскую, вдруг, пастораль…

Но прошлым становится день и, как звук, затихает.

История дремлет. И пруда зелёный хрусталь…

И слипшиеся будни шелестят,

И я томлюсь предчувствием мгновенья,

Какого-то иного вожделенья,

Смотрю вперёд я и смотрю назад.

И вот, в дыму веков узнает взгляд

То потрясающее поколенье,

Которое, предчувствуя закат

Эпохи, познавало пораженье.

И личное. И было напряженье

Так велико, что ламповая нить,

Дав вспышку на какое-то мгновенье,

Перегорела. И когда ввинтить

Хотел в патрон я новую, то темень

Была, как наше «радостное» время.

Не так-то просто простота даётся…

Но мы идём, приходим к простоте,

Всё лишнее в дороге остаётся,

И мы не те уже, совсем не те.

И краски, что расплывчато ложились,

И чувства, что лукавили с судьбой,

Вдруг самой сутью сердцу обнажились,

И ты уже воюешь сам с собой.

И слово, нас манившее загадкой,

Является, как спелое зерно,

Что выращено в трудный год солдаткой,

И потому так дорого оно.

Отчаянья шатки весы,

А холод тепло перевесил.

Мне б только дожить до весны,

В зелёный войти перелесок.