Николай Рассадин - Исхода не будет

Перепало мне теперь щедрот,
Необычным было это лето.
И забот твоих был полон рот
Из весны бежавшего поэта.

Терпкий запах полевых цветов
Не манил, но помогал забыться.
Веником снимая семь потов,
Помогала от грехов омыться.

Отпускай! В исподнем словно снег,
Я траву срезаю на покосе
И уже планирую побег
От твоих щедрот из лета в осень.

От проглотившего Иона кита
До сонных улиц Третьего Рима
Вела тебя кривая верста
Всё мимо, мимо, мимо и мнимо.

Я вряд ли опознаю твой след,
В тебе кровосмешение песен,
А я всего лишь глупый поэт,
Мне мир твоих несбыточных – тесен.

И как теперь нам существовать,
Как ощущать изгибы излучин,
Ладони опуская в Ловать
И загребать лиловые тучи,

Похожие на тушу кита,
Пророка проглотившего всуе?
А суть всему – сует суета,
Екклесиаст потом растолкует.

Ты безумна, моя Атлантида!
Ты всё более сходишь с ума.
Плечи голые кутаешь в твиды,
В дряблость кожи втираешь крема.
Бесполезно, изрежут морщины
Потемневший от времени лик.
Умирает в мирке вкусовщины
Прохваливший болото кулик.
Отражение в зеркале мира
Всё сильнее пугает ворон.
Словно стрелы, цитаты Шекспира
В мозг впиваются с разных сторон.
Ты уходишь, уходишь под воду.
И, как проклятый, строя ковчег,
Сын Ламеха следит за погодой,
К Арарату готовит побег.

Всё возвратится на круги своя,
Стабильность станет смыслом бытия
И масло вологодское на булке.
Нам кухня станет площадью опять,
Где можно сокровенное сказать,
О чём не скажешь в тёмном переулке.

К соседям возвратится острый слух,
И если вас на кухне больше двух,
То это подозрительно, однако!
Один в ночи пронзительный звонок,
И ляжешь ты у официальных ног
Всего за то, что думаешь инако.

Не Бог судья, а тройка вчк,
Со «Стечкиным» поднимется рука,
И по подвалу загуляет эхо.
Всё возвратится на своя круги,
По почкам загуляют сапоги…
И пожалеешь ты, что не уехал.

Их клеймили и порочили,
Выворачивали плечи.
Их как лампы обесточили,
Затушили, словно печи.
И с тех пор ни света яркого,
Ни душевного тепла…
С веток вороны накаркали,
Перестук колёс в ГУЛАГ.
Номер тушью обозначенный,
Вохра с ватника сорвёт.
На заклание назначены
Те, кто праведно живёт.

С тобой не будет ни реки, ни рощи,
Не будет пенья соек и цветов.
С тобою будет всё гораздо проще,
И я, признаться, к этому готов.

Ты не заплачешь и не хлопнешь дверью,
Не подберёшь обидные слова.
А я в твою неискренность поверю,
Когда она проявится едва.

Мне будет хорошо, тебе не очень,
Но это выбор каждого из нас.
Мы оба состоим из многоточий,
Вторая четверть жизни первый класс.

…И не одно твоё желание
Исполнится, мой милый друг,
Когда остынешь от отчаянья,
Когда забудешь свой недуг.
Уснёшь, обласканный смирением,
Укрытый пледом бытия.
Раскрою тайну сотворения
Тебе без сожаления я.
А поутру, в окошко стылое,
Расписанное белизной,
Луч солнца, наполняя силою,
Ворвётся, сделав явь иной.
Шагни к нему, отбрось сомнения,
Под сердцем грусти не тая:
А право на твоё прозрение
Себе, мой друг, присвою я!

Не отрицая истин прописных
И сказанного не опровергая,
Переплетаю цепь путей земных,
Иных хитросплетений избегая.

Полощется твой парус на ветру:
Куда тебя несёт попутный ветер?
Одним движеньем в памяти сотру
Фрагменты бытия последней трети.

Закрыв глаза на твой ангажемент,
Переплету распущенные нити,
А ты, шагнув на свет, лови момент
И прячь в коробку неземных событий.

А тот, кто покусится на него,
Две трети бытия отсечь пытаясь,
Своим поступком прогневит богов
И ужас полуночный испытает.

В нём криком захлебнётся тишина,
И целое из трёх третей родится…
Я из воды не сотворил вина,
Мне не дано содеянным гордиться!

Уснуть, закрыв глаза,
Но видеть сквозь ресницы:
Увяла бирюза,
И сморщенные лица
Затянуты в багет
На стенах ваших комнат…
Меня в тех рамках нет,
Меня никто не вспомнит.
Я не писал стихов,
Я не давал советы,
Я лица стариков
Затягивал в багеты!

Сквозь двойное стекло окна
Я увидел, стоит она,
Прикрывая ладонью рот,
То ли плачет, то ли поёт.
Может, песня, а может, вой,
Не понять картины немой,
Сквозь двойные стёкла души
Ты ладонями звук души.
Всё бы понял я, если бы
Не двойные стёкла судьбы.

Приближалась тихо, как кошка,
Обливая землю глазурью.
Белою пастелью в окошки,
На стекле узор образуя.
Рисовала краской единой
Вдохновенно, раня мне душу,
Накрывала тонкою льдиной,
Белою, прозрачною тушью.
Мне осталось тихо смириться
И уснуть, свернувшись комочком.
Белая, как римский патриций,
Скуки и отчаянья дочка.

Самое грустное здесь заключается в том,
Что между мной и тобою не будет «потом»,
Да и «сейчас», если честно признаться, меж нами не будет.
Ты – похотливою кошкой, я – разжиревшим котом
(лапками вверх и хвостом по бокам, как кнутом),
Так и живём, где уложат – поспим, где поднимут – разбудят.