Ольга Макина - Сказки для взрослых

Однажды, бродя со служанкой по лугу,
Увидела двух, колотящих друг друга.
Жестоко дрались, даже грозно рычали,
И лишь с приближением дам перестали.
Сверкнув озлобленно, берет подхватив,
Ушел тот, что старше, свистя злой мотив.
А тот, что помладше, смотрел изумленно
На чудную деву с корзиной плетеной.
Она подбежала, всплеснула рукой,
С земли поднимая убор головной.
А он, позабыв о царапине даже,
Смотрел, как играет перо на плюмаже.

Тут Ндьяра страдальцу к щеке приложила
Пучок из травы, что в корзинке носила.
Царапина стала тотчас заживать,
А юноша – вновь речи дар обретать:
«Ты кто, несравненная? Я поражен:
Ты свет излучаешь! Я просто влюблен!
Ты – образ моих тайных снов и желаний,
Я ждал тебя долго сквозь годы скитаний.
Я – Кришна. Поведай, кто ты,
Пришедшая в явь из прозрачной мечты?»
«Я – Ндьяра, принцесса. Я – царская дочь.
Скажи-ка, драчун, чем могу я помочь?»
«Я дрался за дело: он всех обижает,
У бедных сирот их гроши отнимает.
Тебя же теперь я вовек не забуду
И даже просить, Свет, руки твоей буду».
«Не знаю, не знаю… Отец мой суров,
И вряд ли вступить во дворец ты готов»…
Глаза говорили о большем. Сердца
Готовы взаимно любить до конца.
И ясно им стало все с первого взгляда:
Для истинных чувств размышлений не надо.
Глаза утонули в глазах, а потом
Окутало нежным туманом, как сном…

А солнце в зените нещадно палило,
Тут Ндьяра взволнованно заговорила:
«Не знаю, кто ты, но зов сердца не лжет.
Ты та половинка, что сердце так ждет.
Мне надо идти. Знаю, будешь пытаться
Руки моей в царском дворце добиваться.
Но вхож ли ты, Кришна, к нам в царский дворец?
И как отнесется к тебе мой отец?»
«Иди, не печалься. Я буду с тобой.
Так звездам угодно, дано так судьбой».

…Отец возмущен был: «Как смеешь ты, дочь,
Бродить где попало с служанкой Зигоч?
Ты стала похожа на сельскую ведьму:
Кругом эти травы и склянки со снедью,
Толпа оборванцев пред входом в крыло.
Здесь царский дворец! Что сюда их вело?»
«Отец, не будь строгим, их жизнь безутешна,
А я помогаю им – небезуспешно.
Зачем волноваться, зачем так кричать,
Не лучше ль меня постараться понять?»
«О Ндьяра, помилуй! Ну как не кричать!
Нельзя ж в богадельню дворец превращать!
Дворец – не приют для убогих и сирых.
Уж лучше б играла на арфах и лирах!»
«Согласна, отец. Для дворца не пристало
Устраивать бедных, а их ведь немало.
Быть может, ты выделишь мне дальний дом,
И я бы могла принимать больных в нем?»
«Ну, хватит! Ты, верно, забыла, что значит принцесса?
Лишаю тебя твоего интереса.
Отныне забудь, что ты можешь лечить.
Придется тебе в заточеньи пожить.
Высокая башня – отныне твой дом.
Там ты и Зигоч поживете вдвоем».

Принцесса перечить отцу не могла.
Она не была ни хитра, ни нагла;
Другая бы в обморок пала, играя,
Или в истерике б билась, рыдая,
Слезами, мольбами приказ изменив.
Но Ндьяра послушна. Отца удивив,
Она наверх башни легко поднялась
И комнату мыть для себя принялась.
Служанкина келья была через стену.
Зигоч там умрет, перерезавши вену.
А Ндьяра, легко заточенье приняв,
Мечтала о Кришне. А он, все узнав,
Под видом паломника вскоре явился.
Царь мудрости Кришны весьма удивился:
Юнец говорил о беде подлетавшей,
О деве, экстаз поцелуя не знавшей,
О том, что погибнут в бою оба брата,
О горькой кручине царя Сахрията.
Царь вновь ощутил ком тревоги и страх,
Паломнику дав горсть монет впопыхах…

Предвидел беду юный Кришна. И вот
Коварнейший день наконец настает.
Слуга принес Ндьяре вино и пирог,
Свечу на красивом подносе зажег,
Поставил под дверь, но открыть не успел:
Огромный паук на него налетел.
От мерзости лап содрогнулся слуга,
Помчался назад, подвернулась нога.
Скатился он кубарем, хлопнула дверь,
Слуга потер ногу: «Какой гадкий зверь!»
От двери хлопка свечку ветром свалило,
Огонь побежал с нарастающей силой.
Напрасно принцесса звала ей помочь:
Приказ был не баловать царскую дочь.
Когда из окна башни дым повалил,
Слуга вдруг очнулся: «Что я натворил!
Дверь заперта, с лестницы вход перекрыт!
Горит все внутри, полыхает, горит!..»

От горя совсем поседел Сахрият:
В янтарном гробу возлежит Анахат,
А рядом – хрустальный, в нем косточки Ндьяры,
Принцессы, погибшей во время пожара.
Слугу царь повесил. А в битве с врагами
Погибли сыны. Так кошмарными снами
Предсказана горькая участь царя.
А что же на дне расписного ларя? —
Змея умерщвленная, ухо слуги,
Два сердца кровавых из вражьей груди.
Горька и мучительна царская доля:
Потери не принял – на то его воля.
Душа каменела, от горя злобясь.
Потеряно все. Ни к чему не стремясь,
Последние дни доживал Сахрият.
Он сам своей жизни уже был не рад…

А что же наш Кришна? Он свет нежных грез
Сквозь всю свою жизнь благодарно пронес.
Он облик любимой лелеял во снах,
Ее кроткий взгляд замечал он в цветах,
В росинках – ее озорство притаилось.
Великое таинство Кришне открылось:
Любимая всюду! В сияньи свечи,
В неистовстве Солнца, что шлет нам лучи,
В дыхании ветра, в журчаньи ручья,
В пастушке, кричавшей ему: «Я – ничья!»
Он в каждом явленьи ЕЁ замечал.
Так Кришна вселенскую мудрость познал:
Любовь – животворна и неистребима.
Мы вечны! Мы любим и все мы любимы.

В турецких краях жил султан Азибек,
Коварный, жестокий и злой человек.
Он в приступы гнева легко мог нырнуть,
И шла на поверхность глубинная муть:
Ломался рассудок от приступов злости,
Бросался на слуг, как собака на кости,
Он рвал и метал, мог их бить, истязать.
Боялись султана и слуги, и знать.

…Он в детстве был робким, смущался, краснел,
На старших поднять своих глаз он не смел.
Боялся коней он, ночами кричал,
Неведомый страх его душу терзал.
Сердился отец и тревожилась мать:
«Ну сколько же можно ночами кричать?»
Позвали волхва, он приехал к ним в гости,
Рассчитывал звезды, подбрасывал кости.
Он долго прикидывал: как рассказать,
Чтоб понял отец и не гневалась мать?
Потом произнес, теребя бороду:
«Такое возможно лишь только в аду.
В семь лет испытает мальчонка несчастье:
Его чуть живого достанут из пасти.
В двенадцать судьба вновь ударит его:
Огромное ВСЕ перейдет в НИЧЕГО.
В шестнадцать он женщину встретит в степях,
Она будет слабой, уже на сносях.
Ваш сын не нагнется, чтоб дать ей напиться,
Погибнет дитя, не успев народиться.
Пред ним сразу двое испустят свой дух,
Но сын ваш останется к этому глух.
А дальше – он будет жестоким султаном,
Добьется он власти кнутом и обманом.
Злой рок воплощает в себе Азибек,
Жестоких таких не рождалось вовек.
Есть только одно, что смягчит его злость… —
На этом запнулся почтеннейший гость, —
Создание юное, в войнах плененное,
Любовью наполнено непревзойденною.
Но звезды молчат о дальнейшем пути,
Султан через выбор там должен пройти.
Пока же ребенок пугается Тени,
Притянутой кармою всех поколений.
Он чувствует ужас и хочет бежать,
Тень давит его, заставляет кричать.
Никто не исправит того, что скопилось,
Ведь зло всей династии в нем притаилось…»
Гаданье открыло причину страданья,
Но чаще неведенье лучше, чем знанье.