Евгений Попов - Памятник тяжёлой волне (сборник)

Следующая остановка «Вашингтон».

Посмотрел в микроскоп Луны,
И увидел душу свою.
Никакая она со спины,
А глаза… Как в строю стою.

А в строю-то меня трясёт.
Я не чин в строю берегу.
Здесь никто на меня не орёт.
Всё начальство на том берегу.

А шуга-то в реке шуршит.
Разгулялась нынче шуга!
Кто там звёздной рекой спешит,
Кто там прыгает с берега?

Оглянулся, увидел Смерть,
Помахала она рукой
И опять ступила на твердь
И пошла за целью другой.

Я отвёл микроскоп Луны
И закрыл его облаком,
Посмотрел на квадрат стены,
Бухнул по столу кулаком.

За окном шелестит листва,
Спутник тихо меж звёзд скользит.
Беспокойно блестит трава.
И ребёнок с улыбкой спит.

Голову клонит осока,
Ветер срывает листву.
Что же ты так одиноко
Лоб прижимаешь к стеклу?

Что же ты смотришь тоскливо
В эту гудящую даль?
Щёлкают в печке поленья,
Рядом висит календарь.

Чёрные, чёрные числа.
Светлые, светлые дни.
Глупые, глупые мысли
В голову лезут одни.

В этом крылатом посёлке
Много, наверно, любви.
Будто бы после прополки,
Здесь не осталось родни.

Завинчивает гаечки циклон.
Шевелится Японии тритон
И думает: нырнуть ли в глубину
Или вползти на материк во всю длину.

Под рухнувшей лавиной неба,
Закопошилась жизнь опять.
Не златоутренняя нега,
А выживанье, без разбега:
Чуть шевельнуться, чуть привстать,

Проверить стынущие члены,
Глазами слабо воздух взять.
Домкратом пятиться – из плена.
Червячной гибкости колена,
Не удивляясь, открывать

Себя, в задавленно-хрустящем,
И, руку высунув, дышать
Ладонью. Словно протоящер,
Взломав века, взойти опять.

Соберёшь свой молчок в кулачок,
Развернёшь свои райские дни.
Так редиски алеет пучок,
Так же светятся лица родни.

Триста лет напрягается дом,
Бездну держит конёк на себе.
Стая птиц мимо окон – встаём,
Стая листьев – покорны судьбе.

Мы колеблемся, будто стволы,
В кровеносном граните живём.
Мы бросаем себя на столы,
Мы в сети пропадаем живьём.

В заболоченных снах суета,
Бормотание спаренных тел.
Молодая столица с листа
Запоёт, так, как я бы хотел!

А пока в глубине и вдали
Зреет гул, и турбины ревут.
Замыкающий нерв оголи,
И замкни, пусть нас молнии рвут.

Небо треснет, как старый гранит,
Сердце ёкнет, ракета взойдёт…
А пока что нас мама бранит,
И сестрёнка красиво поёт.

Когда представишь эту землю,
Когда обнимешь эту жизнь,
Покажется, что солнце дремлет,
А торжествующая синь

Забулькает, и над болотцем
Вспорхнёт космический корабль,
Журавль, скользящий над колодцем,
Откликнется. И как ни жаль

Распуганную даль стреножить,
Графитовый оплот стиха
Я выну из старинных ножен,
Законсервирую века.

Посмотрит злобно серый спутник,
Неодобрительно – стратег.
Но стержни строк уже к полудню
Затормозят распада бег.

Наградят улыбкой.
Мало того, что разбудят поощрением,
Но и зажигание врубят,
Платформа вытолкнет:
Прянет гордый в пространство неопознанное.
Нет пути назад.
Только если солнце погаснет,
Или затормозит атмосфера плотная,
Да летающий без тормозов
Выделит энергию непомерную,
Так что и птицы заглохнут,
Мобильники отключатся,
А звуки необъятного восхищения полётом
Ажурно врежутся в память.

Вольга и Волга, воля и полынь.
Тепло, переходящее в жару.
Раскаянье рыдающее сдвинь
И оторви, как старую кору.

Ствол высоты и крона ясных дней —
Вот древо, поднимающее нас.
Живое обнимая всё плотней,
Мы выверили начертанье трасс.

Всё прежнее. Всё на своих местах.
Но глубже вдох и дерзновенней ум.
И пятится, и суетится страх,
И пропадает окруженья глум.

Гуляют гауляйтеры в саду —
Глядят как просыпается весна —
Как рыбы золочёные в пруду,
И похоть их печальна и пресна.

Гламурные стоянки наших дней,
С их пробками системы кровяной,
Закупорили город, от корней
И до гортани, где резвится гной.

И в стык не попадает колесо.
Выпрыгивает с насыпи состав.
Идёт волна, и, словно пылесос,