Зинаида Гиппиус - Стихотворения, не вошедшие в сборники

Голгофа — ради воскресенья,

И веруем,— да будет!

Если хочешь говорить -

Говори ясно.

Если вздумаешь любить -

Люби прекрасно.

Если делать — делай так,

Чтобы делу выйти.

Если веришь — дай мне знак,

Завяжи нити…

Люблю, люблю серебряные дни,

Без солнца — в солнце, в облачной тени.

Как риза брачная, свежа, ясна

Задумчивого моря белизна;

Колеблется туман над тихой далью,

А голос волн и ласковей, и глуше…

Такие я встречал людские души:

Овеяны серебряной печалью,

Они улыбкою озарены,

В них боль и радость вечно сплетены…

И любит буйная моя мятежность

Их детскую серебряную нежность.

Армяк и лапти… да, надень, надень

На Душу-Мысль свою, коварно-сложную,

И пусть, как странница, и ночь и день,

Несет сермяжную суму дорожную.

В избе из милости под лавкой спит,

Пускай наплачется, пускай намается,

Слезами едкими свой хлеб солит,-

Пусть тяжесть земная ей открывается…

Тогда опять ее прими, прими

Всепобедившую, смиренно-смелую…

Она, крылатая, жила с людьми,

И жизнь вернула ей одежду белую.

Плотно заперта банка.

Можно всю ночь мечтать.

Можно, встав спозаранка,

То же начать опять.

Можно и с пауками

Играть, полезть к ним в сеть.

Можно вместе с мечтами

Весело умереть.

Нет выбора, что лучше и что хуже.

Покину ль я, иль ты меня покинешь -

Моя любовь стрелы острей и уже -

Конец зазубрен: ты его не вынешь.

Ходит, дышит, вьется, трется между нами

Черный человечек с белыми глазами.

Липой ли он пахнет, потом или сеном?

Может быть, малинкой, а быть может, тленом.

Черный ползунишка с белыми глазами,

Пахнущий постелью, мясом и духами,

Жертвочек ты ищешь, ловишь в водах мутных,

Любишь одиноких деток перепутных.

«Нет, я не льстец!» Мои уста

Свободно Ника славословят.

Ни глад, ни мор, ни теснота,

Ни трус меня не остановят.

Ты скромен, Ника, но ужель

Твои дела мы позабыли?

Преследуя святую цель,

Трудился с Филиппом [3] Ф.— спирит, лечивший Ал<���ександру> Ф<���едоровну>, рождавшую только девочек. — не ты ли?

Ты победил надеждой страх,

Недаром верила Россия!

На Серафимовых [4] После открытия мощей пр<���еподобного> Серафима Саровского родился у Николая сын Алексей, очень болезненный. костях

Не ты ли зачал Алексия?

Не ты ль восточную грозу

Привлек, махнувши ручкой царской?

И пролил отчую слезу

Над казаками — в день январский? [5] 9 января 1905 года — манифестация рабочих с св<���ященником> Гапоном во главе перед Зимним дворцом была разогнана казаками.

Толпы мятежные лились…

У казаков устали руки.

Но этим только начались

Твои, о Ник, живые муки.

Ты дрогнул, поглядев окрест,

И спешно вызвал Герра Витта… [6] Гр<���аф> С.Ю. Витте, инициатор манифеста 17 октября 1905 года.

Наутро вышел манифест…

Какой? О чем? Давно забыто.

Но сердце наше Ник постиг.

Одних сослал, других повесил.

И крепче сел над нами Ник,

Упрямо тих и мирно весел.

С тех пор один он блюл, хранил

Жену, Россию и столицу

И лишь недавно их вложил

В святую Гришину [7] Гриша = Григорий Ефимович Новых, прежде Распутин, ныне «придворный духовный собеседник» с жалованием в 12000 р. в год, по слухам едва ли неверным — любовник жены Ник<���олая> и постоянный его советник во всем. десницу.

Коль раскапризится дитя,-

Печать, рабочие и Дума,-

Вдвоем вы справитесь, шутя:

Запрете их в чулан без шума.

На что нам Дума и печать?

У нас священный старец Гриша.

Россия любит помолчать…

Спокойней, дети, тише, тише!..

И что нам трезвость, [8] С 19 июля 1914 г. в России запрещена продажа вина и спиртных напитков, но пьянство уменьшилось мало. что война?

Не страшны дерзкие Германы.

С тобою, Ники, без вина

Победоносны мы и пьяны.

И близок, близок наш тупик

Блаженно-смертного забвенья,

Прими ж дары мои, о Ник,

Мои последние хваленья.

Да славит всяк тебя язык!

Да славит вся тебя Россия!

Тебя возносим, верный Ник!

Мы богоносцы — ты Мессия!

От здешних Думских оргий

На фронт вагонит Никс,

При нем его Георгий [9] Георгиевская дума присудила ему знак ордена Георгия 4 степени.

И верный Фредерикс. [10] Старый гр<���аф> Фредерикс — министр Имп<���ераторского> Двора — из немцев.

Всё небо в зимних звездах.

Железный путь готов:

Ждут Никса на разъездах

Двенадцать поездов.

............................

На фронте тотчас слово

Он обратил к войскам:

«Итак, я прибыл снова

К героям-молодцам.

Спокойны будьте, дети,

Разделим мы беду -

И ни за что на свете

Я с места не сойду.

Возил сюда сынишку,

Да болен он у нас.

Так привезу вам Гришку

Я в следующий раз.

Сражайтесь с Богом, тихо,

А мне домой пора».

И вопят дети лихо:

«Ура! ура! ура!»

Донцы Крючков и Пяткин [11] Два казака, отличившиеся особой военной удалью и жестокостью.

Вошли в особый пыл,

Но тут сам Куропаткин [12] А. Н. Куропаткин — бывший главнокомандующий во время неудачной для нас Японской войны 1904 г., теперь командует армиями северо-западного фронта.

С мотором подкатил.

Взирает Ника с лаской

На храброго вождя…

В мотор садятся тряский,

Беседу заведя.

Взвилася белым дыбом

Проснеженная пыль

И к рельсовым изгибам

Запел автомобиль.

Опять всё небо в звездах,

И пробкой, [13] Поезда, ждущие Н<���иколая>, затрудняют гражданское железнодор<���ожное> движение. как всегда,

Шипят на ста разъездах

Для Ники поезда.

К семье своей обратно

Вагонит с фронта Никс.

И шамкает невнятно:

«В картишки бы приятно»-

Барон фон Фредерикс.

«Буря мглою небо» слюнит,

Завихряя вялый снег,

То как «блок» она занюнит,

То завоет, как «эс-дек».

В отдаленном кабинете

Ропщет Ника: «Бедный я!

Нет нигде теперь на свете

Мне приличного житья!

То подымут спозаранку

И на фронт велят скакать, [14] Частые поездки в действующую армию.

А воротишься — Родзянку [15] Предс<���едатель> 4-ой Гос<���ударственной> Думы камергер М. В. Родзянко надоедает Н<���иколаю> своими предостережениями, требованиями, указаниями и пр.