Марина Цветаева - Стихотворения 1916-1920 годов

Егор, моя утробушка!

Егор, ребро от ребрышка!

Егорушка, Егорушка,

Егорий — свет — храбрец!

Когда я буду бабушкой —

Седой каргою с трубкою! —

И внучка, в полночь крадучись,

Шепнет, взметнувши юбками:

«Koгo, скажите, бабушка,

Мне взять из семерых?» —

Я опрокину лавочку,

Я закружусь, как вихрь.

Мать: «Ни стыда, ни совести!

И в гроб пойдет пляша!»

А я-то: «На здоровьице!

Знать, в бабушку пошла!»

Кто хóдок в пляске рыночной —

Тот лих и на перинушке, —

Маринушка, Маринушка,

Марина — синь-моря!

«А целовалась, бабушка,

Голубушка, со сколькими?»

— «Я дань платила песнями,

Я дань взымала кольцами.

Ни ночки даром проспанной:

Все в райском во саду!»

— «А как же, бабка, Господу

Предстанешь на суду?»

Свистят скворцы в скворешнице,

Весна-то — глянь! — бела…

Скажу: «— Родимый, — грешница!

Счастливая была!

Вы ж, ребрышко от ребрышка,

Маринушка с Егорушкой,

Моей землицы горсточку

Возьмите в узелок».

23 июля 1919

А как бабушке

Помирать, помирать, —

Стали голуби

Ворковать, ворковать.

«Что ты, старая,

Так лихуешься?»

А она в ответ:

«Что воркуете?»

— «А воркуем мы

Про твою весну!»

— «А лихуюсь я,

Что идти ко сну,

Что навек засну

Сном закованным —

Я, бессонная,

Я, фартовая!

Что луга мои яицкие не скошены,

Жемчуга мои бурмицкие не сношены,

Что леса мои волынские не срублены,

На Руси не все мальчишки перелюблены!»

А как бабушке

Отходить, отходить, —

Стали голуби

В окно крыльями бить.

«Что уж страшен так,

Бабка, голос твой?»

— «Не хочу отдать

Девкам — мóлодцев».

— «Нагулялась ты, —

Пора знать и стыд!»

— «Этой малостью

Разве будешь сыт?

Что над тем костром

Я — холодная,

Что за тем столом

Я — голодная».

А как бабушку

Понесли, понесли, —

Все-то голуби

Полегли, полегли:

Книзу — крылышком,

Кверху — лапочкой…

— Помолитесь, внучки юные, за бабушку!

25 июля 1919

Ты меня никогда не прогонишь:

Не отталкивают весну!

Ты меня и перстом не тронешь:

Слишком нежно пою ко сну!

Ты меня никогда не ославишь:

Мое имя — вода для уст!

Ты меня никогда не оставишь:

Дверь открыта, и дом твой — пуст!

Июль 1919

А во лбу моем — знай! —

Звезды горят.

В правой рученьке — рай,

В левой рученьке — ад.

Есть и шелковый пояс —

От всех мытарств.

Головою покоюсь

На Книге Царств.

Много ль нас таких

На святой Руси —

У ветров спроси,

У волков спроси.

Так из края в край,

Так из града в град.

В правой рученьке — рай,

В левой рученьке — ад.

Рай и ад намешала тебе в питье,

День единый теперь — житие твое.

Проводи, жених,

До седьмой версты!

Много нас таких

На святой Руси.

Июль 1919

К тебе, имеющему быть рожденным

Столетие спустя, как отдышу, —

Из самых недр, — как нá смерть осужденный,

Своей рукой — пишу:

— Друг! Не ищи меня! Другая мода!

Меня не помнят даже старики.

— Ртом не достать! — Через летейски воды

Протягиваю две руки.

Как два костра, глаза твои я вижу,

Пылающие мне в могилу — в ад, —

Ту видящие, что рукой не движет,

Умершую сто лет назад.

Со мной в руке — почти что горстка пыли —

Мои стихи! — я вижу: на ветру

Ты ищешь дом, где родилась я — или

В котором я умру.

На встречных женщин — тех, живых, счастливых, —

Горжусь, как смотришь, и ловлю слова:

— Сборище самозванок! Все мертвы вы!

Она одна жива!

Я ей служил служеньем добровольца!

Все тайны знал, весь склад ее перстней!

Грабительницы мертвых! Эти кольца

Украдены у ней!

О, сто моих колец! Мне тянет жилы,

Раскаиваюсь в первый раз,

Что столько я их вкривь и вкось дарила, —

Тебя не дождалась!

И грустно мне еще, что в этот вечер,

Сегодняшний — так долго шла я вслед

Садящемуся солнцу, — и навстречу

Тебе — через сто лет.

Бьюсь об заклад, что бросишь ты проклятье

Моим друзьям во мглу могил:

— Все восхваляли! Розового платья

Никто не подарил!

Кто бескорыстней был?! — Нет, я корыстна!

Раз не убьешь, — корысти нет скрывать,

Что я у всех выпрашивала письма,

Чтоб ночью целовать.

Сказать? — Скажу! Небытие — условность.

Ты мне сейчас — страстнейший из гостей,

И ты окажешь перлу всех любовниц

Во имя той — костей.

Август 1919

А плакала я уже бабьей

Слезой — солонейшей солью.

Как та — на лужочке — с граблей —

Как эта — с серпочком — в поле.

От голосу — слабже воска,

Как сахар в чаю моченный.

Стрелочкам своим поноску

Носила, как пес ученый.

— «Ешь зернышко, я ж единой

Скорлупкой сыта с орешка!»

Никто не видал змеиной

В углах — по краям — усмешки.

Не знали мои герои,

Что сей голубок под схимой —

Как Царь — за святой горою

Гордыни несосвятимой.

Август 1919

Два дерева хотят друг к другу.

Два дерева. Напротив дом мой.

Деревья старые. Дом старый.

Я молода, а то б, пожалуй,

Чужих деревьев не жалела.

То, что поменьше, тянет руки,

Как женщина, из жил последних

Вытянулось, — смотреть жестоко,

Как тянется — к тому, другому,

Что старше, стойче и — кто знает? —

Еще несчастнее, быть может.

Два дерева: в пылу заката

И под дождем — еще под снегом —

Всегда, всегда: одно к другому,

Таков закон: одно к другому,

Закон один: одно к другому.

Август 1919

Консуэла! — Утешенье!

Люди добрые, не сглазьте!

Наградил второю тенью

Бог меня — и первым счастьем.

Видно с ангелом спала я,

Бога приняла в объятья.

Каждый час благословляю

Полночь твоего зачатья.

И ведет меня — до сроку —

К Богу — по дороге белой —

Первенец мой синеокий:

Утешенье! — Консуэла!

Ну, а раньше — стать другая!

Я была счастливой тварью!

Все мой дом оберегали, —

Каждый под подушкой шарил!

Награждали — как случалось:

Кто — улыбкой, кто — полушкой…

А случалось — оставалось

Даже сердце под подушкой!..

Времячко мое златое!

Сонм чудесных прегрешений!

Всех вас вымела метлою

Консуэла — Утешенье.

А чердак мой чисто мéтен,

Сор подобран — на жаровню.

Смерть хоть сим же часом встретим:

Ни сориночки любовной!

— Вор! — Напрасно ждешь! — Не выйду!

Буду спать, как повелела

Мне — от всей моей Обиды

Утешенье — Консуэла!

Москва, октябрь 1919