Юргис Балтрушайтис - Лилия и серп

Пусть горек, сир и мал твой труд,
Но есть у грани тайных руд
Рубин живой и изумруд…

Но, роя прах, дробя пласты,
Не сетуй с болью, что не ты
Войдешь в сверканье полноты…

И ты лишь знай, лишь кротко верь,
Что в мире плача и потерь
Твой трудный трепет — только дверь…

Твой древний звон — твой жребий весь,
А сбудется средь звезд, не днесь,
Что ты упорно строишь здесь…

В тюрьме, где были низки своды
И каждый стебель цвел в тени,
Я ткал из бренной жажды годы,
Прял из пустых забвений дни…

И в трепете о звездном свете
Лишь в искрах мира сны любя,
Я, как слепой паук, в их сети
Безрадостно ловил себя…

И там, где сон скудел и даже
Был мертв в плену зацветший миг,
Я, узник, сам стоял на страже
Скрепленных мной оков моих…

И, точно камень, время было,
И мерной тенью дни текли
В неволи прихоти постылой
На замкнутой меже земли…

И жил я в прахе у пopoгa
Творца тщетой слепых минут,
Как будто свет и бездна Бога,
Не сердцу смертному цветут.

Не называй далекой бездной
В тоске твоих насущных снов
Неизмеримость ночи звездной
И темный вой морских валов…

Ведь все пыланье яви мира,
Час всхода, стебель, цвет, зерно,
Как бы ни билось сердце сиро,
С ним первозданно сплетено…

И слиты в круг нерасторжимый
Различья, грани и межи,
И ты пред всей их далью мнимой
В дороге праха не дрожи.

От краткой песни колыбельной
До гроба, тайной бытия,
Цветет векам твой миг отдельный,
Их глубь великая — твоя

И в час смятенья, и в покое,
Звезда средь звезд, творит твой дух
Одно свершенье мировое —
Хоть ты лишь слеп, хоть ты лишь глух!

Кузнец упорный, что куешься
— Затвор на склеп, где тлеет ложь,

Глухую цепь, стальной засов
На рабство дел и рабство снов,

Несокрушимо-крепкий щит
От слез, насилья и обид!

— Отныне взрыл мой звонкий труд
В земле безмерность божьих руд,

И юной мощью рук моих
Я должен выковать из них,

Как мне назначил мой Творец,
Державу, скипетр и венец.

— Уже красна в моем огне
Вся сталь, что Зодчий вверил мне,

Но, груз полос моих дробя,
Я впредь венчаю сам себя,

И с гордым трепетом кую
Свой миг и час, судьбу свою!

Аминь! Из пепла мир возник!
Он весь, как девственный рудник,

Открыт упорству твоему,
И пусть твой горн, служа ему,

Цветет в веках, как свет живой,
И — да святится Молот твой!

Нисходит свет Преображенья
На беглость часа и века,—
Свершилось вещее томленье,
Сбылась великая тоска!

Свободный Плуг, а не ленивый
Яремник отошедших лет —
Взрыл всю дремоту темной нивы,
И светит небу дольний цвет.

Пыланье жизни невозбранно!
Еще ступень, еще межа —
И даль Земли Обетованной
Раскроется без рубежа…

И, восходя на царство шири,
Возносит мощь свободных рук
Лик солнца в солнечном потире
В тот храм, в чьей славе — звездный круг…

Расторгла сумрак жизни тесной
Русь, вся распятая и былом,
И в час Заутрени Воскресной
Поет вселенский свой псалом!

В день чуда в русском бездорожьи
Идите, каменщики божьи,

Поправ навек свой долгий плен,
Дробить гранит для гордых стен…

Идите, плотники христовы,
Свершая кротко подвиг новый,

Тесать с молитвой горный дуб,
Чтоб рос в лазурь за срубом сруб.

И зданье света скоро-скоро —
Дыханьем русского простора,

Воздвигнет свой надежный кров
На счастье всех его сынов…

Оденься, Храм, в стальные скрепы
На миг лихой, на час свирепый

И — грань векам — в веках живи
Упорством Жертвы и Любви…

Твой первый камень врыл глубоко
В родную почву заступ рока,

И первые венцы легли
Вкруг сердца Матери-Земли…

И ты красуйся величаво,
Гордясь своей земною славой,

Но ввысь до звездного чела
Вскинь неземные купола.

А ты, могучий Зодчий Бога,
Стряхни у светлого порога

Весь прах недоли вековой,
И — да святится Молот твой!

Он жил средь нас, тая в груди горячей
Святое пламя песни, в чьей тоске
Нерасторжимой тканью сочетались
Земные сестры, Горе и Надежда,
Звон вечера и утренней зари…
Сын горечи, он шел со светлым сердцем,
Предчувствием врачуя боль пути,
И дух его, пекущийся о правде,
Сквозь страх за жизнь лелеял веру в жизнь.
Вот почему, у тайной грани гроба,
Как сеятель в полях земли родной,
Принес он кротко к житнице вселенской,
В дар бытию, горсть зерен полновесных.
Суровый рок вложил в его свирель
Печаль армян в недоле вековой,
И дух его возникнет вновь, как цвет,
В тот час, когда из пепла вновь воскреснет
Армения, тот жертвенник, куда
Он возложил всю любящую душу
И грустный звон напева своего.

Вся явь земли живому Богу
И звездной Вечности цветет…
Час, обреченный на тревогу,
И миг, что тишь забвенья пьет,
Раскрыты тайною одною…
Вскипев нежданною волною,
Восторг и боль, вражда, любовь
Поют в крови и молкнут вновь…
Восторг — на миг, и скорбь — на годы!
Сиротство сердца в смене лет,
Упорный сев и чахлый цвет, —
Вот неизбывный чин природы,
Где беглый час ведет в века
Неутомимая тоска!

Здесь все тоскующее знанье,
Что я собрал на нивах дней,
Влачась, один, стезей изгнанья,
Средь снов, обманов и теней…
Но я приемлю жизнь без пени
И, славя трепет всех мгновений,
Их скудный дар в груди храню
И, зная слезы, верю дню…
И уповаю непреложно,
Что, как суровый час ни глух,
К пыланью зорь восходит дух,
И песня радости возможна,
Хоть мне средь всех псалмов милей
Призыв бездомных журавлей!

Есть в этом зове весть живая
Всему, что здесь, в слезах, в пыли
Под ношей жизни изнывая,
Не знает торжества земли!
Вот почему в осеннем поле
Грудь разрешается от боли
И реет дух — из мира лжи —
За неземные рубежи…
И пусть напевный плач вечерний
Прольет на трудный путь людской
Свет умиленья и покой,
Что в мире праха, мире терний
Раздумье скорбного чела
Цветами юность обвила,