Юргис Балтрушайтис - Лилия и серп

Витязь Тайной Дали,
Стоек я в бою —
Древний щит из стали
Кроет грудь мою…

В поясе средины
Выкован на нем
Строгий лик орлиный,
Дышащий огнем…

И над ним чеканно —
Мой старинный герб —
Свиты вязью странной
Лилия и Серп.

И вкруг них, вдоль края,
Как венец литой,
Тянутся, сверкая
Огненной чертой —

Ярче, чем средь мрака
Ожерелье звезд,
Три великих знака —
Молот, Посох, Крест.

Своеволен в вечной смене жребий дня,
Сочетавший тайну тени и огня…

Дышит миг, тужит, как может, весь в цвету,
Весь — дробленье, реет, множит пестроту.

Но в рассветных безднах Бога коротка
Беззащитная дорога мотылька!

И в рассветном море цвета бирюзы
Безмятежно утро лета до грозы…

Длится час, струит, торопит водомет,
Сеет, строит, жнет и копит воск и мед.

Но Строитель дней исчислил не на век,
Что содеял, что замыслил человек…

Вот и молкнут, рвутся струны в тишине,
И все ближе трепет юный к седине.

Вот и зыбок свет, раздвоен, мысль слепа,
И непрочный стебель строен до серпа…

Будто ломкий стебель в поле,
Что желтеет в краткий срок,
Шатки вехи смертной доли
В сокровенности дорог…

Весь объят тревогой худшей
Дух, познавший тайну дней —
И беспечен ум заблудший
Средь блуждающих огней!

Ищут бури мир и нега.
Стонет вихрь о благах сна,
Точно скрыты два побега
В темном жребии зерна.

Час заката, час рожденья
Тесно слит в волне времен —
В каждом миге утоленья
Миг алканий заключен…

Снятся кормчим в час недоли
В море нивы, их poca,
Где, в бреду иной неволи,
Светят сердцу napyca!

Средь шума дня все чаще знаю
Дыханье горней тишины,
В чей вещий миг к земному краю
Плывут зиждительные сны…

И вместо горечи и страха —
Унылых вех стези людской,
Я различаю в смуте праха
Лишь свет отрады и покой…

И в воплях жалобы суровой,
В проклятьи брошенных во мглу,
Отсель вскрывает слух мой новый
Благословенье и хвалу…

Сквозь пестроту юдоли зримой,
В прибрежном камне и в волне,
Один чертеж нерасторжимый
Все чаще четко снится мне…

И вот, средь всех различий яви,
Что длится век, что дышит миг,
В пыли земной — в лазурной славе,
Я вижу тот же знак и лик…

И бренный свет, звезде подобный,
В любви прозренья, мысль моя
Венчает всякий жребий дробный
В едином чуде бытия!

Цветет восторг, как вал. Как вал,
Уходит прочь…
И все, что к звону день призвал,
Заглохнет в ночь…

Приходит боль, как снег. Как снег,
Растает вновь…
Недолго дней весенних бег
Объемлет кровь…

И свет и цвет — на миг. На миг —
Игра всех смен…
И все, что смертный пыл воздвиг —
Зола и тлен…

Вся явь, вся дрожь — волна. Волна —
Весь труд людской…
И жнет земные семена
Покой, покой!

Была пора борьбы и крови,
Час отягченных зноем век,
Когда слепой игрою нови
Был глухо движим смертный бег…

Текли мгновенья ровным звоном,
И были мерой дум дела,
И в сердце, жаждой напряженном,
Лишь дрожь свершения цвела…

И ноше, принятой на плечи,
Усилью сжавших молот рук,
Равнялась твердость краткой речи,
Сталь мышц, натянутых, как лук.

И знак венчального удара
Был дан — судьба была дина!
И лишь предчувствием пожара
Пылала глубь людского сна…

Кaк влага в кубке, близясь к краю,
Кипел и рос полдневный пир,
И, как железный груз на сваю,
Сверкнув, он пал на старый мир!

Случайны сны и пыл ума…
Обманчив миг и подвиг лет…
Не знает день, что будет тьма,—
Не верит ночь, что будет свет!

Сверканье искры, блеск в огне,
Готовит пепел под костром,
И звон подвластен тишине —
И тишину взрывает гром…

И пыльный дол, и выси гор,
И час весны, и час седой
Сплетаются в один узор
Непостижимой чередой.

И цвет и тлен — в одном кругу…
По мертвым веткам вьется хмель —
На том суровом берегу,
Где рядом — гроб и колыбель!

В полночный час, в моем уме холодном,
От бега лет покорном и бесстрастном,
Чуть дышит явь в броженьи первородном,
Вплести в свой вихрь мой темный дух невластный.

В полночный час, в моей груди звериной,
В проклятии желанья ненасытной,
Дробятся сны, как пламя сказки длинной,
Средь вихрей праха горько беззащитной…

И в ровной мгле все глуше мир неясный
Струит свои невидимые волны,
Рождая отзвук, смутный, но согласный,
В моей душе, немого плача полной.