Юргис Балтрушайтис - Горная тропа

Но, раздаваясь все строже,
Часа тоскующий крик
Отзвуком суетной дрожи
В вечное пенье проник…

Тайная горечь без срока
Утренний звон облекла,
И — зарыдав одиноко —
Стала проклятьем хвала…

Знаю цепи, помню крылья,
Mиг победы, час господства,
Век бесплодного усилья,
Вечность пени и сиротства…

Помню золото рассвета,
Знаю дым и кровь заката,
Помню пламя, пламя цвета,
Трепетавшее когда-то…

Знаю, знаю кубок желчи,
Горечь смертного томленья,
Смертной жажды облик волчий,
Бледный призрак утоленья…

Знаю трепет солнца в пене,
Знаю гаснущие очи
И великие ступени
В беспредельность звездной ночи…

Лишь высь и глубь!.. Лишь даль кругом… Напрасно
Дерзаю взглядом, в полдень, в час безгласный,
Хотя б на миг измерить круг земной
И все пыланье неба надо мной…

Лишь глубь… Лишь даль, где вьется путь мой малый,
Что я свершал, карабкаясь на скалы,
Хоть часто круты были грани их
Для слабых сил, для смертных ног моих…

Вот серый склон изведанный, откуда
Глядел я в ширь, возникшую, как чудо,
Чей пестрый мир уже неразличим,
Как все, что я считал в пути большим…

Вот часть стези, где слышал я впервые,
Как билась смерть о скалы вековые,
Сметая в дол, от грани облаков,
Утесы, зданья, кости смельчаков…

И снова даль! Мой взор уже бессилен
Проверить смену срывов и извилин,
Которых я почти не узнаю,
В безмолвии, где в полдень я стою…

И тщетно дух, от мига отрешенный,
За кругом круг, вскрывает мир бездонный,
Куда нельзя проникнуть светом в тьму
Тоске людской, гаданью моему…

И сколько б дум сознанье ни включало
В свой детский счет, их мера — лишь начало
Безмерности, где молкнут времена,
Как легким вихрем взрытая волна…

Сквозь пыль и дым, и шум и звон
Взвивайся, Дух, прервав свой сон,—

И, весь — дыхание зари,
Над смертным жребием пари!

Над суетой сердец людских
И чахлою любовью их,

Над всем, что — горечь, трепет, бой,
Теряйся в бездне голубой,

И в синеве, где меркнет цвет,
Где ни луны, ни солнца нет,—

У зыбкой грани смертных дней,
За рубежом ночных теней

Увидишь Ты запретный край,
Где зреет звездныи урожай,—

И — только пламя, только дух —
Рождаясь вновь, рождаясь вдруг,

Войдешь, тоскуя и любя,
Во храм Изгнавшего тебя!

Мелькает некий Храм святой
Сквозь дым времен…
От мира огненной чертой
Он отделен…

Юго святые алтари —
Как звездный щит,
Где ярче утренней зари
Потир горит…

Все пенье наших дум и слов,
Наш смертный жар,
В хвале его колоколов —
Один удар…

От слуха скованных в пыли
Их звон далек…
И ропот дня и гул земли
Его облек…

И вечность горьких ступеней,
Сквозь пыль, сквозь тьму,
Из мира скорби и теней
Ведет к Нему.

И лишь ценою всех тревог,
Всех слез, потерь,
Увидит мир Его порог,
Откроет дверь…

В полдневный час, целуя алчно землю,
С молитвенной и трепетной тоской
Я славлю мир, и жребий свой приемлю,
И всякий долг, и всякий крест людской…

И знаю — : свят труд молота и плуга,
И праздный цвет, и важный звон серпа,
И свет росы средь утреннего луга,
Как вся земная пестрая тропа…

Все та же явь — : осенний вихрь над нивой
И стройный стебель в стройный час весны,
Седые думы старости ворчливой
И юных дней несбыточные сны…

Равно достойны света воздаянья —
Суровый пот к земле склоненных лиц,
В огне веков нетленные деянья
И мудрый лепет вещих небылиц…

Мгновенное и длительность без меры,
Объятое смятением и сном,
И зыбь полей, и в поле камень серый —
Живые зерна в колосе одном…

Желтеет колос — пробил срок!
Угрюмый раб, готовь оброк…
Кончая труд, и стон и дрожь,
Богатства Бога приумножь!

С молитвой руки ввысь воздень,
И что поил ты в долгий день,
И что лелеял в час зари —
В земную меру собери…

Cвой вечный вздох, свой горький пот,
И трепет всех твоих хлопот,
Твой долг Небесному Царю,
Неси к святому алтарю…

И вспыхнув сам в костре твоем,
Твой дым над жертвенным огнем,
Как малый дар твоих полей,
В вечернем зареве разлей!

Смыкая две ели,
То быстро, то плавно,
Мелькают качели
В игре своенравной…

То вправо, то влево,
Со скрипом подбросят,
И юношу с девой
Из мира уносят…

Светло и раздольно
Паденье с размаха…
И сладко и больно
От счастья, от страха…

В волне заповедной
Грудь девы чуть дышит,
И юноша бледный
Не видит, не слышит…

Их носят качели
И в вихре и в дыме —
И солнце средь елей
Качается с ними…

Кончил в далях Бога
Вал свой шумный бег…
Зимняя дорога
Стелет тихий снег…

Миг и миг — две тени…
Равен часу час…
В их жемчужной смене
Искрится алмаз…

День и ночь средь снега —
Два глухих звена,
Два немых побега
Белого зерна…

Вскрыла в далях Бога
И в груди людской
Белая дорога
Белый свой покой…

Кротче вздох угрюмый
В блеске зимних дней…
Усыпляет думы
Ровный скрип саней…

Смутно и безбольно
Снится даль весны
В веяньи раздольной
Белой тишины.

Тянутся ветви к области горней,
К звездам в бестрепетной мгле…
Скрыты глубоко темные корни
Тайною сетью, в земле…

Не потому ли в пору недоли
Светит душе синева —
В свете беспечном, не оттого ли
Сумрачно шепчет листва!

В вешнюю пору, в час быстротечный,
В сладостный миг полноты,
Пир преходящий, пир вековечный,
Ярко пируют цветы…

В зимних сугробах скорбны побеги…
В зимних ветвях — тишина…
Сказка о солнце, сказка о снеге —
Два неразгаданных сна…