Владимир Шандриков - Блатной фольклор

И трое, увидев, что струсили люди,
Наглее хватали девчушку за груди,
В лицо перегаром хрипели: «Куда ты!»
«Все будет „О кей“», — ухмылялся кудлатый.
«В обиде не будешь. Пятак на кармане.
Поедем, дуреха, гульнем в ресторане!»

И вдруг из толпы вышел этот прохожий,
Совсем на героя пацан непохожий.
Назвал их по имени: «Хулиганье!
Отстаньте! Не троньте, ханыги, ее!»

Врасплох, как испуг, он всегда непривычен —
Их щупальца враз отпустили добычу.
Она убежала, а трое ожили
И парня смертельным кольцом окружили.

«Ты что ж, самый смелый? — хихикал блондин, —
Пойдем побазарим один на один!»
А парень был зелен и слаб, и смешон,
Но парень не струсил и с ними пошел.

Он думал за правду поцапаться с ним,
Он думал и вправду — один на один!
Но в волчьих законах он был неподкован.
И насмерть бандитами был измордован.

В холодных носилках холодное тело.
Глядела на тело толпа обалдело.
Шептали мужчины, что рядышком были:
«Какая жестокость. Парнишку убили…»

Примчались эксперты за вечной уликой,
Толпой расходилась она многоликой.
Как совесть кричащая чья-то в бреду —
Парнишкина кровь на холодном снегу…

Старуха-смерть сработала без брака.
Был друг и нету. Вот он — холм земли…
Мне комом в горле заступа лопата
И ухо режет чье-то «Се ля ви».

Твердят попы: «Прекрасен мир загробный!»,
А сами, чокаясь, стаканами грешат.
«Давайте будем живы и здоровы!»
Во все века зачем-то говорят.

А осень гложет деревья
И ладно, когда уже осень,
Но в городе и в деревне
Косит, старуха, косит.
И травы летят, как брызги,
Жаль не дозрели колосья.
Как листья, и наши жизни
В небытие уносит.

Не верю я, что там в загробном мире
От всех напастей будем спасены,
Хоть каждый при отдельнейшей квартире
Под толстым слоем глины и земли.

Старуха-смерть работает без брака —
Уносит только раз и навсегда
Туда, откуда нет уже возврата.
Когда-нибудь мы все уйдем туда.

Пусть осень уносит листья,
Весной они снова родятся.
Но люди невозвратимы,
Их жизни не повторятся.
Ужасно жестоко, зримо
Гнездится в душе молчанье,
Но истина неколебима:
Конец — это чье-то начало.

Возможно, мир загробный и прекрасен,
Но почему, когда уже в бреду —
Нам человек кричит: «Я не согласен!
Я не хочу! Я не хочу! Я не уйду!»?

Пусть Бог простит меня и не осудит,
Я не был там, но чувствую нутром:
Во все века так было, есть и будет —
На этом свете лучше чем на том!

Здравствуй, Мань! С приветом Вася!
Ты там шибко не ругайся,
Что я снова, грешным делом, из отседова пишу!
Вот подстригли и помыли,
Укололи, похмелили.
Поделиться, между прочим, настроением спешу.

Третий месяц, как уж здесь я,
А уже прибавил в весе —
Сорок восемь, хоть в ботинках, мне снимать их было лень.
Раньше, помнишь, как бывало? —
Аж с весов меня сдувало!
Ел ведь, Маша, че попало да и то не каждый день!

Кстати, я на днях случаем
Санитарку облил чаем,
Но попался я с чефиром — в изоляторе лежу.
Когда выпустят — не знаю.
Впрочем, че я забегаю,
Я сперва тебе подробно, по порядку расскажу.

Встретил Саньку, что без глаза,
Он, как я, слегка под газом,
То да се, разговорились, мы же школьные друзья.
Ну и в «Круглый» забежали,
Там портвейн как раз давали —
Этикетка вся в медалях — отказаться нам нельзя!

Под мостом культурно пили.
Вдруг — свисток! Нас окружили,
Повязали, погрузили в «Луноход», ядрена мать!
Привезли нас в вытрезвитель,
Там уже битком набито,
Ну а кто бузил не в меру, те стреноженные спят.

Представляешь, невезуха!
Ну зачем нам отрезвуха?
Я старлею двинул в ухо, думал с Санькой убежим…
Да куда там… Как насели!
Только косточки хрустели!
Оглянуться не успели — на клееночках лежим!

А чтоб лучше засыпали,
Из кроваток не упали —
Нас вожжами привязали, занемела аж рука.
Утром эти падлы-суки
Отдают пиджак и брюки,
А в карманах, Маня, тю-тю — нет уже четвертака!

Мент кричит: «Пошевелитесь!
Одевайтесь. Распишитесь.»
Из коробки мелочь высыпал — все точно, без булды!
И сверлит ментовским взглядом:
«Мне, мол, вашего не надо!»
Сам, как боров, щеки сзади даже издали видны!

Мне мигает Санька Мызин:
Мол, не ссы! Опохмелимся!
Тут заходит сам начальник, чтоб уловы подсчитать.
Всех повыгнал, вставил клизмы,
А меня за героизмы
Вот отправил на Кирпичный в спецприемник отдыхать.

Здеся в нашем отделеньи
Все почти без измененья.
Пей и кушай все бесплатно, и антабус — высший сорт!
Чистота вокруг сверкает,
Громко радио играет,
Пальм и моря не хватает, ну а так — сплошной курорт!

Да, тебе привет от Вали!
Помнишь, пили с ней в подвале?
Я ее в больничке встретил — на RW сдавали мы.
У нее нашли чего-то,
У врача открылась рвота,
Он хоть много в жизни видел — без сознанья увезли!

Ой, да че про эту шлюху…
Про меня, Марусь, послушай:
Тут вертеться тоже надо, на талоны не прожить!
Витамины ем от пуза —
Рядом поле кукурузы.
Говорят, что помогает тем, кто водку бросил пить!

Ну а ты-то, как там, Маня?
Ты смотри, не изменяй мне!
Щас весна, вокруг соблазны, мужикам того и дай!
На базаре ль, в магазине
Будут клеиться грузины —
Говори, что ты замужня и подальше посылай!

Как там Петька, наш негодник,
Третий раз уж второгодник?
Мы с тобою маху дали, что не сдали в институт.
Он бы не был шарлатаном
И не лазил по карманам.
Ох, достукатся, оболтус! — в детприемник заметут.

Ой, забыл я похвалиться:
Можешь, Маша, мной гордиться —
Перестали черти сниться, а то было, нету сил…
Правда, снился тут недавно
Их начальник самый главный
И хвалил что пить я бросил, и в театр приглашал.

Я хотя не их работник,
Чистокровный русский плотник,
Хоть в театре разу не был — все же я же не дурак!
Знай, мол, нашенску натуру!
На спектакль про политуру
С ним пошел я, только пива мы с ним выпили в антракт.

Он в буфете разбашлялся.
Я, Марусь, не растерялся,
Будь что будет! Мы по триста засадили на скандал.
Черта я избил, ханыгу,
Не сбивал чтоб с панталыку
Работягу по натуре, если пить он завязал.