Николай Агнивцев - Мои песенки

Пусть разбили сердце ложью,
В этом сердце — вы один!!!»
И, схвативши ножик, с дрожью
Стала чистить апельсин…

Это было в белом зале
У гранитных колоннад…
Это было все в Версале
Двести лет тому назад!

Солнце вдруг покрылось флёром!..
Как-то грустно!.. Как-то странно!.
— Джим, пошлите за мотором
И сложите чемоданы!..

Положите сверху фраки,
Не забудьте также пледа:
Я поеду в Нагасаки,
В Нагасаки я поеду!

Там воспрянет дух поникший,
И, дивя японок фраком,
Я помчусь на дженерикше
По веселым Нагасакам!..

Ах, как звонок смех японок
Дня родившихся во фраках!
Ах, как звонок! Ах, как звонок
Смех японок в Нагасаках!

Эскортируемый гидом,
Я вручаю сердце Браме
И лечу с беспечным видом
В некий домик к некой даме.

Имя дамы: «Цвет жасмина»,
Как сказал мне гид милейший…
Ну а более рутинно:
«Гейша — Молли, Молли — гейша!»

К ней войду с поклоном низким,
Поднесу цветы и ленты
И скажу ей по-английски
Пару нежных комплиментов…

Запишу на память тему,
Повздыхаю деликатно,
Вдену в лацкан хризантему
И вернусь в Нью-Йорк обратно!

Грустный Месяц, томясь по любви,
Пальцем в небо потыкал
И расстроился, и —
Захныкал:

— Ох, уж и грустно мне, Месяцу!
Прямо сказать не могу!
Впору, ей-богу, повеситься
Мне на своем же рогу.

Ноют и стынут все косточки,
Не доживу я до дня!..
Милые барышни, звездочки,
Ах, пожалейте меня!

Поодиночке ли, вкупе ли
Вы бы меня приголубили!?
Ну же, не будьте глухи!

Звездочки глазки потупили
И отвечали: «Хи-хи!»

Месяц сказал, что, конечно,
В смысле утраты сердечной,
Он, может быть, и утешится,
Но… положенье — серьезно!

Звездочки Месяца слезно
Очень просили не вешаться!..

И… я спокоен за будущность
Месяца: Месяц теперь не повесится!

Средь королевских всяких благ
Король Артур, король-чудак,
Жил-был давным-давно!..

И тем Артур известен был,
Что лишь две вещи он любил:
Раздумье и вино!

И так всю жизнь, по мере сил,
Король Артур грустил и пил
Немного чересчур!

И всех английских королей
Он был грустнее и пьяней.
Чудак — король Артур.

Но вот однажды юный паж
Сказал ему: «Король, нельзя ж
Грустить и день и ночь!

О, мой король, скажи, нельзя ль
Твою гнетущую печаль
Прогнать весельем прочь?!»

Но, выпив залпом свой бокал,
Мой мальчик, — сумрачно сказал
Король ему в ответ:

Король твой грустен оттого,
Что он Король! И для него
Ни в чем свободы нет.

Удивительно мил
Жил да был крокодил —
Так, аршина в четыре, не боле!
И жила да была,
Тоже очень мила,
Негритянка по имени Молли.

И вот эта Молли-девица
Решила слегка освежиться
И, выбрав часок между дел,
На речку купаться отправилась…
Крокодил на нее посмотрел:
Она ему очень понравилась
И он ее съел!..

А, съевши, промолвил: «Эхма,
Как милая Молли прекрасна!»

— Любовь крокодилов весьма
Своеобразна!

Следя за шашнями светил,
Без горя и забот,
В высокой башне жил да был
Почтенный Звездочет.

Он был учен и очень мудр…
Но шутит зло Эрот!
И вот в одно из вешних утр,
Женился Звездочет.

У звездочетовой жены
Глаза, что пара звезд,
Лицо, как томный лик луны,
А страсть — кометин хвост!

Она — грустна, она — бледна,
У ней влюбленный вид,
А Звездочет всю ночь сполна
За звездами следит.

Бледнея каждою весной,
Как лилия в снегу,—
Она с особенной тоской Глядела на слугу…

Был недогадлив тот слуга…
Но все же как-то раз
Воскликнул вдруг слуга: «Ага!»

И… кончен мой рассказ!
Отсюда вывод же такой: —
Коль мужем стать пришлось,
Смотри ты лучше за женой,
А звезды — брось!

В молчанье, с улыбкой лукавой,
В Китае китайский пьет чай
Китайская барышня Ао —
Сун-Фу-Липо-Тань-Ти-Фон-Тай.

Согласно привычке старинной
Пыхтя от любовных забот,
К ней как-то с умильною миной
Явился китайский Эрот:

«Послушайте, барышня Ао,
Нельзя же все время пить чай!
Ах, барышня Ао, в вас, право,
Влюблен целиком весь Китай!

Взгляните, как ясен день майский!
Вот глупая!» И, на финал,
Он в злости ее по-китайски
«Китайскою дурой» назвал…

И быстро ушел, негодуя,
Прервавши с ней свой разговор…
Вот все!.. Что ж поделать могу я,
Когда вдалеке до сих пор:

В молчанье, с улыбкой лукавой,
В Китае китайский пьет чай
Китайская барышня Ао —
Сун-Фу-Липо-Тань-Ти-Фон-Тай!..

От Люксембурга до Бастильи,
Еретикам на вечный страх,
Герольды папские трубили
На всех парижских площадях:

«Мы, добрый Папа Лев IV-й,
Скорбим о дщери Анж Питу,
Продавшей явно душу черту
За неземную красоту».

И вот, в знак милости Господней
К ней, пребывающей во зле,
Казнить ее велел сегодня
Наместник Бога на земле!..

И к Анж Питу в час утра ранний
С молитвой кроткой на устах
И с папской буллою в кармане
Пришел напутственный монах.

Она приподняла ресницы:
— Ах, как безжалостны все вы!
На небо к Господу явиться
Я не могу без головы:

Казни меня, но без увечья!
Должна же я, пойми, монах,
С моим возлюбленным при встрече
Поцеловаться в небесах!

Их две сестры: одна от неба,
Ну а другая от земли!
И тщетно жду: какую мне бы
Дать боги Случая могли:
Вот ту, которая от неба,
Иль ту, другую — от земли?

Одна как статуя Мадонны,
Ну а другая как вертеп!
И я вздыхаю сокрушенно:
В которую влюбиться мне б!
Вот в ту, что статуя Мадонны,
Иль в ту, другую, что вертеп?