Юнна Мориц - По закону – привет почтальону

Животный страх и стадное чутьё.
Немая тень даёт ему питьё,
Выходит с ним на тайную дорогу,
Где никакой действительности нет, —
И, проходя сквозь тела турникет,
Его душа летит с доносом к Богу,

С доносом на ничтожество толпы,
На то, что подлы, мстительны, глупы,
Трусливы, жадны, лживы – все, кто живы,
Им нет числа, их надо прекратить!
Но тут как раз его обмыли тело,
Пришла толпа, слезами заблестела,
Молитвами о нём зашелестела
И умоляет в рай его впустить.

Поднося эту лужу к лицу,
Видишь маску в зеркальной берлоге, —
Эта маска подобна крыльцу,
О которое вытерли ноги

Обстоятельства и времена,
Их войска, их издательства, трупы,
Их победы, которым цена —
Костылей мозговые шурупы.

Прибежали глаза на крыльцо, —
Где же, где же крутые ступени
Ввысь, где голое дышит лицо
Облаками в сияющей пене?

Маска жизни – как зверь на ловца,
Свою правду оскалить готова,
Молодого наелась лица
И желает мясца молодого.

Ты ли это, забывший, что глаз —
Это мозг, обращённый наружу,
Маску жизни слепивший для нас
И сующий в зеркальную лужу?

Ты ли это, глядящий в проём
Издевательски врущей стекляшки,
Чтобы желчным твоим пузырём
Так горчили кофейные чашки?

Говорящего правду стекла
Нет в природе. Со стен полнолунья
Серебристая лужа стекла,
И лежит на полу эта лгунья.

ОБНАЖЁННАЯ

Обнажённая в купальне,
На диване, в кресле, в спальне,
Обнажённая с котом,
С виноградом, с антилопой,
На дельфине – кверху попой,
В розах – кверху животом.

Обнажённая солдатом,
Азиатом бородатым,
Европейцем при усах,
Обнажённая Сатиром,
Зевсом, ротным командиром,
Ветром, шпагой и мундиром,
Облаками в небесах,
На аптекарских весах,
Над музеем и трактиром,
В императорских часах.

Обнажённая свободой,
Рабством, похотью и модой,
Ликованьем красоты,
Дивной прелести сияньем,
Обнажённая влияньем
Греко-римской наготы,
Мол, и мы цветём, не вянем,
Обнажённые, как ты.

Обнажённая жестоко,
Нежно, с трепетной подлянкой,
Обнажённая настолько,
Чтобы голос дрогнул склянкой
И улыбка знатока
Обнажила тонкий опыт
Обнажённого стрелка,

Чей способен сердца топот
Цену взвить под облака.
Обнажённая настолько,
Ты уходишь с молотка.
Одевайся! Ну, пока…

СОН В ЛИНЕЕЧКУ

Мне снится сон в линеечку,
Чернила там лиловые,
Чернильницу зовут Невыливайка.
Там в ручку деревянную
Дитя вставляет пёрышко,
Перо бывает Жабка и Рондо.

Когда перо испортится,
Оно бумагу мучает,
Царапает и кляксами журчит.
Мне снится сон в линеечку,
Чернила там лиловые,
Перо бывает Жабка и Рондо.

Дрова мы пилим с матерью,
Опилки пахнут сладостно,
У матери – надежда на отца.
Мне снится сон в линеечку,
Чернила там лиловые,
Перо бывает Жабка и Рондо.

Отец идёт по улице,
Которая – за облаком,
За облаком лиловым, грозовым,
Чернила там лиловые,
Мне снится сон в линеечку,
Чернильницу зовут Невыливайка.

Сестра бежит в линеечку
Под дождиком в линеечку,
И солнце сквозь неё – как сквозь листву.
Мне снится сон в линеечку,
Чернила там лиловые,
Перо бывает Жабка и Рондо…

БРАТЬЯ ГРИММ
Я боюсь этой крошечной дырочки,
Этой взрослой с ребёнком игры, —
Лепесток моей крови в пробирочке
И на стёклышке у медсестры.

Я боюсь эти видеть подробности
В микроскопе, который влечёт,
Магнетический ужас утробности
Предъявляя, как сказочный счёт.

Лаборантка на ключ закрывается,
У неё – перерыв на обед,
У меня с перезвоном трамваится
Пневмонии горячечный бред,

Пять мне лет, и я в валенках плаваю
На морозных уральских ветрах,
Братья Гримм меня лечат отравою,
Выделяет которую страх.

ЗАЗНОБА ОТМОРОЗКОВ

Среди божественных набросков
Листвы багряно-золотой
Идёт зазноба отморозков, —
Земля искрится под пятой.

В её портрете звероломном
Есть невозможная краса,
Сравнимая с одеколоном —
До ужаса за полчаса!..

Идёт зазноба отморозков,
В глазах – лазури по ведру,
Ресницы на манер отростков
Шумят, качаясь на ветру.

Её могущество – на грани
Отсутствия добра и зла,
Которых во вселенском плане
Природа не изобрела.

И сквозь неё, как письма к Богу,
Иду я сквозь миров дворы,
Не уступая ей дорогу —
По жёстким правилам игры!..

И незачем, добра ему желая,
Свои являть прекрасные черты,
Когда работа – более живая
И в сотни раз прекраснее, чем ты.

За это ли ему просить прощенья,
Ребёнку, чья бессмертная душа,
Быть может, не желала воплощенья,
В твой смертный мир нисколько не спеша?..

Люби дитя, свиданье с ним, разлуку,
Звонков не требуй, писем и тепла,
Ты – просто невод образу и звуку,
Его душа сквозь невод проплыла.

В общежитии, где отопление
Хуже некуда в зимние дни,
Хуже этого – только томление
Членов труппы, чья слава в тени.