Людмила Кулагина - Да будет день!

Ну и что, что славно потрудилась
На страну, когда ещё здоровье было.
И тогда ведь денег не водилось.
А теперь в калашный ряд? – Не вышла рылом.

Вот побегай—ка пока за энной справкой,
Доживи до дня рождения, как минимум.
А не сдюжишь, ограничишься канавкой —
Метр на два – с цветочками под именем».

И обида вдруг возьмёт меня такая,
Что не выразить её литературным словом.
Только слабостям своим не потакая,
Побегу с утра в архивы снова.

Грех, однако же, гневить обидой Бога:
Он и так мне много дал чего такого.
И люблю я жизнь, как ни была б убога,
И цепляюсь, пока цел последний коготь…

Покупаю «ЗОЖ» я, чтоб лечиться,
Но лечиться времени всё нет:
Рыщу по архивам, как волчица —
Наскрести на «волчий» чтоб билет.

Дождик апрельский живительной влагой
Деревьев и трав корешки напитал.
Птицы щебечут, а я, бедолага,
Делю—умножаю с утра капитал.

Бухгалтер—кустарь, я в тетрадочке в клетку
Суммирую пот своих прожитых лет,
Считаю процент, молча плачу в жилетку, —
И мне утешения нет.

На старость себе заработала мало,
Ничтожный и жалкий лишь ждёт пенсион.
И всё же иного мне груз капитала
На темечко давит, – важнее мне он.

Мне в детстве был знак. Рассказать я хотела
О жизни своей изнутри, без прикрас,
О том, как с душою сражалося тело,
Как телу душа уступала не раз.

И всё же, хранима судьбою и Богом,
Душа моя к свету тянулась опять,
Чтоб с тернием выбрать себе путь—дорогу
И с торных путей разворачивать вспять.

Да, жизнь прожита: я любила, мечтала,
Свой крест я несла на себе, как могла.
Умней и добрее, пожалуй, не стала.
Но так не хочу, чтоб мой путь съела мгла.

И, может быть, кто—то, немного похожий,
Узнав, как металась по жизни душа,
В такой же апрельский денёк непогожий
О жизни задумается, не спеша…

Старость – горький корешок
На изломе лета.
Что поделаешь, дружок, —
Скушаешь и это.

Я не готова к осени, пожалуй,
Еще полна я летнего тепла,
И нет во мне ни ропота, ни жалоб,
По поводу того, как жизнь моя текла.

О, сколько снов прекрасных мне приснилось!
Приснилось мне, что в мире я нужна,
Судьба порой ко мне являла милость:
И я была любима и нежна.

И было всё: и встречи, и разлуки.
Сменялись чередой то счастье, то беда.
Не знала одного я только – скуки, —
Хватало чувств и мыслей мне всегда.

Мне мир души всегда был интересней,
Чем пёстрая наружность бытия.
В каком бы я не оказалась месте,
Нас было двое – наблюдатель мой и я.

Когда же быт томил однообразьем,
И блекли в памяти волшебные цветы,
Я протирала запылившиеся вазы
И разрисовывала красками мечты.

Я много снов ещё не досмотрела.
И мало сделала для ближнего добра.
И не душою – телом постарела.
А вот уж к осени готовиться пора…

Какая горькая и терпкая полынь! —
Как жизнь моя закатного отрезка.
Земля в цвету, и солнце, и теплынь.
И вкус полыни, так контрастно—резкий…

Это первые звоночки —
Память хуже, слабнет глаз
Валидолу б, кофеёчку…
Эх, раз, да ещё раз!

Всё, что мы переживали,
Достояньем стало лет.
Годы нас пережевали,
Как корова – роз букет.

Осы вьются у окна, —
Ах, вы, злые осы,
Понимаю, что одна
Я отправлюсь в осень.

Не избавит милый друг
От дождей – ненастья.
Не сегодня и не вдруг, —
Так уходит счастье.

По листочку, по цветку
Увядает лето.
Так и я – пока цвету,
Но уже приметы

Среди зелени видней
Желтизны под сенью.
Сколько лет, иль сколько дней
Даст мне Бог, осенней?..

Сколько в мире «идиотов»,
Что годами, как и я,
С сладкой борются дремотой,
Чтоб понять смысл бытия.

Нам зачем—то это надо —
Понимать событий суть.
Ищем, как иные клада,
Чтоб навек потом уснуть.

А покуда нам не спится,
Будем суть и смысл искать:
В сеть ума ловить жар—птицу.
Здоровее, может, спать?..

Громко тикает будильник,
Говорит: спеши, спеши.
Время точит, как напильник,
Струны ржавые души.

Отыграла, словно скрипка,
Жизнь мелодию свою.
То со вздохом, то со скрипом
По утрам теперь встаю.

То сустав какой заклинит,
Зуб заноет, – ночь не сплю.
Кружит голову мне климакс
Вместо прежнего «люблю».

Отлистала мод журналы:
Хороши и так слоны.
И от песен я устала,
И пою одни псалмы.

За окном – дождь, холод, ветер,
Снег заплатами лежит.
В серо—чёрно—белом свете
Неуютно как—то жить.

Не хватает красок лета,
Птиц и солнца и тепла,
Чтобы, вырвавшись из клеток,
Греть и души, и тела.

Пролетают дни без толка,
Как бамбук, внутри пусты.
И лежат мечты осколки —
Непочатые листы…

Ночь. Четвёртый час. Не спится.
Темнота, хоть глаз коли.
За окном не слышны птицы
В этот мрачный час земли.

В этот час пируют черти.
Из подкорковых глубин
Выплывает образ смерти,
Как подпольный хунвейбин.

Он свои меняет маски.
Он про жизнь безбожно врёт.
Он сгущает мрака краски:
То ль пугает, то ль зовёт.

Переставит все акценты,
Обнулит добро и зло.
Затуманит, как абсентом,
Мозг, чтоб волю развезло.

Чтоб бессмыслицей, как ядом,
Отравилась бы душа.
Мне поёт ночной наядой:
Жизнь не стоит ни гроша.

И пробиться трудно к Богу
В этот час: нет, он не спит, —
Он к другим ушёл, убогим,
В лес, в Сибирь, в далёкий скит.

Но оставлено лекарство,
Чтоб не сдать себя тоске:
Крест прими свой, плачь и кайся, —
Жизнь висит на волоске.

Ещё далеко до рассвета.
Тишайшее время в ночи.
Не видно ни зги, ни просвета,
Ни ноты одной не звучит.

Обрывки какие—то мыслей
Ворочаются в голове.
В них столько же ценности, смысла,
Как в старой пожухлой траве.

И что тебе ночью не спится? —
Вчерашний твой день не догнать.
Вот он упорхнул, словно птица.
А завтрашний надо ли знать?..