Людмила Кулагина - Да будет день!

Конца нет скорбям, искушеньям.
Как жить, никого не виня?..
И я говорю со смущеньем:
Господь не оставит меня.

Остывши к надеждам и к чтенью,
Не чувствуя в сердце огня,
Шепчу я в душевном смятенье:
Господь не оставит меня.

С судьбою сражаться, что с тенью,
И, скорбные мысли гоня,
Пред Ликом встаю на колени:
– Господь, не остави меня!

Мир наш так хрупок – крыло стрекозы.
В нём человек – как бескрылая птица,
Жизни земной постигая азы,
Редко кто в небо душою стремится.

В поисках счастья – иллюзий земных,
Мы в суете забываем о Боге,
Что возвестил о блаженствах иных, —
К храму узки и тернисты дороги.

И на челе нашем вместо венца
Вскоре печать свою «зверь» начертает.
Страшно дожить до такого конца,
Он не далёк, если вера всё тает.

Мир утонул, как в болоте, в грехах.
Воздух пред Божьей грозою разрежен.
Грязью наполнилась жизни река,
И апокалипсис неизбежен.

Ночь не поёт, не стонет и не плачет,
А, как усталый пёс, тихá лежит.
Часы от суток мне отсчитывают сдачу.
И ни одна звезда на небе не дрожит.

Там чернота за окнами такая, —
Не приведи, Господь, искать в ней путь!
И черноте той мрачной потакая,
Опять средь ночи не могу заснуть.

В желудке (иль в душе моей?) изжога.
И света хочется, и выпить молока.
Настала пятница, когда распяли Бога.
Быть может, оттого бессонница, тоска.

Вот потому заплакала природа
Впервые после долгих зимних дней,
Оплакивая сына человеческого рода,
Который Богом стал и нам, и ей.

Но дождь утих. Без слёз и без рыданий,
Черна, как ад, лежит устало ночь.
И нет ни знака тех обетовáний,
Что сможет смерть распятый превозмочь…

Пожалуй, ничего нет в мире проще —
Стихи дарить берёзам белым в роще,
Когда, пронизанные золотом заката,
Они – и как мечта, и за мечту расплата.

Раз уже есть навязчивость, то лучше
Писать стихи, чем «пережёвывать помёт».
Так Фрейд и иже с ним нас учат. —
Там, в небе, птица ест, но как красив полёт!..

Раньше мир чувств описать я хотела,
Но представлялась себе полным неучем.
Ум стал богат, обокрав моё тело, —
Мыслей полно, да высказывать незачем.

Стихи мои слишком похожи на жизнь, —
Достаточно в ней и жуков, и навоза.
И всё ж в наших душах есть «зарубежи»,
Где – сад, соловьи, одичавшие розы…

Под ливень полезно читать Губермана:
Он голову лечит не то, что спазган!
Недаром рифмуется он с доберманом, —
Ведь здесь что ни «гарик» – то «пинчер» мозгам.

Подобно Буридановой ослице,
И я, увы, не в силах раздвоиться —
Между поэзией души и прозой быта:
И рифмы дремлют, и полы не мыты.

Я обожаю запах миндаля, —
Он для невротика – как музыка, как месса.
Хоть понимаю разумом, что я, конечно, тля, —
Но тля особая – личинка—поэтесса.

Чувства свои я в стихах воспою.
Рифмы – что те же микробы, – заразные.
Жизнь так похожа моя на твою,
Только иллюзии разные…

О вине и о гордыне
Напишу в стихах я ныне.
Как избавлюсь от грехов, —
Обойдусь и без стихов.

Свобода – лишь необходимость познанная.
А я—то думала, свобода есть свобода.
Как убедить свою мне музу позднюю,
Чтоб для познанья перешла на хлеб и воду.

Игра в слова, что «фенечки» из бисера:
Настолько ж бесполезны, сколь прекрасны,
В них след мечты, как полосы от глиссера,
Речную гладь смутившего напрасно…

Ох, нет у меня куража,
И мне не ходить по канату.
Пегасу б достать фуража,
Уму – обеспечить палату.

Посмотришь вокруг – ну, не жизнь, а бардак.
Внутри от него – диссонанс, кавардак.
Но, отразив безобразие в четверостишье,
Хотя бы на время душе обеспечишь затишье…

Должна была бы идти полоскать свои тряпки,
Пока есть вода – не успели ещё отключить.
Посуда не мыта, а я всё чешу самолюбию пятки
И рифмы ищу – как к пропавшему счастью ключи…

Лучшие строки, счастливые сны,
Запечатленные кем—то, не мною,
Вы – словно хвойная свежесть сосны
В праздничный вечер зимою.

Казалось мне, я жизнь свою постигла,
Но что—то ночью на меня нашло.
Я думала, бессонница настигла,
А это вдохновение пришло.

Даст Господь – стихи попишем,
А не даст – «сыграем в ящик».
Кто всю жизнь чего—то ищет,
Что—нибудь к концу обрящет.

Не часто отлепить сознание от тела
Мне удаётся, на себя взглянув извне:
О чем я думала, чего ждала, хотела,
Как уксус зрел в когда—то марочном вине…

В юности я увлекалась Спинозой,
Тайны пытаясь постичь бытия.
Жизнь отцвела. Вынимая занозы,
Лишь о шипах её думаю я.

Суета сует опять закружит,
На «потом» оставив тайны бытия.
Как с луной светило дня не дружит,
Так мой быт и философия моя.

Как не пройтись мне по себе, любимой:
Люблю читать я «Жития Святых».
Но жаль – советы их проходят сквозь и мимо,
И вместо точки на грехе наставлю запятых…

Хорошо в мечтах быть Божьею овечкой,
И, впадая в прелесть, «Жития» читать.
Но попробуй в жизни мне сказать словечко,
Я тебе разобъясню, кто ты и твоя мать…

Когда—нибудь я заплачу по долгам
Заёмных удач и везений.
Когда—нибудь. А пока – птичий гам
И круг в карусели весенней.

Хотелось бы жизнь изменить радикально:
Не ту, что снаружи, – в душе у меня.
Но импульс закончится, знаю, банально —
Лишь мебель местами смогу поменять…

Мне не хватает лёгкости. Я как тяжеловес,
Который вышел, чтоб сразиться с жизнью насмерть.
Песчинке, в глаз попавшей, придаю трагичный вес.
О, сколько светлых дней я променяла на ненастье!..