Людмила Кулагина - Да будет день!

Так хочется мне в жизни чуда!
А что на деле? – На столе
Всё та ж немытая посуда.
А мне самой – уже эн—лет.

Ещё на что—то я надеюсь,
Хоть почв и оснований нет.
Куда от них теперь я денусь —
Бездарно прожитых эн—лет?

Не из кокетства, а от страха
Боюсь озвучивать секрет:
Мечту лелею, что от краха
Спасут оставшихся эн—лет.

Для этого мне, правда, надо
Жизнь радикально изменить —
От ощущений до уклада,
Чтоб к эн—годам не семенить

С пустою – в вечность уж – кошёлкой,
Взяв в спутники себе склероз.
А чтобы золотом по шёлку
Венок успела бы из роз

Я вышить жизни в благодарность
За всё, чем так была щедра,
Чтоб предыдущих лет бездарность
Простил Господь мне у одра.

Изношенная вдрызг прошедшей жизнью,
Теперь ценю свободу, как никто.
Я помнить не хочу о катаклизмах:
Кто прошлым жив, страдает от икот.

Сегодня я забыла всё былое,
И думы тяжкие, и горечь прежних дней.
Приманкой новою в ловушку жизнь нас ловит,
И с удовольствием мы остаёмся в ней.

Свобода! Долгожданная свобода!
Я в отпуске теперь от пауков—работ.
Меня волнуют нынче сон, погода
И мелочёвка будничных забот,

Как—то: готовка, рынок, стирка
И штопка прохудившейся души.
Зато теперь живу не под копирку —
Костюм свободы вовремя мне сшит.

Могу теперь саму себя я слушать,
А не давить: отстань, уйди, потом.
От грубых звуков жизни мои уши
Давно устали. Нет заслуги в том,

Что столько времени я внешний шум терпела,
А голос внутренний со временем хирел.
Душа, как в клетке соловей, не пела,
И свет её меня совсем не грел.

Судьба отвесила пощёчину крутую,
И пессимизм мой, как рукой сняло.
О том, что жизнь не вечна, памятуя,
Очнулась я, меня тут прорвало.

Я поняла, как жизнью дорожила.
Свобода в ней, как воздух, мне нужна.
Свою нашла я золотую жилу.
Теперь на пользу даже мне нужда,

Сомненья, неудачи и ошибки, —
Всё в жилу мне, поскольку она есть.
Эй, вы, залётные, пожалуйста, не шибко
Меня несите в лето с цифрой шесть

Я не жила, а, словно срок свой «чаля»,
Когда сниму хомут долгов, ждала.
Не миновала ни одной людской печали,
И временами даже счастлива была.

Но что такое счастье без свободы?
Оно исчезнет, как нечаянная весть.
В свои теперь я понимаю годы:
Сама свобода – счастье уже есть.

Насиловать не надо ум и волю,
Снять с чувств своих привычную узду:
Гуляют пусть теперь на вольном поле,
Порой платя стихами свою мзду.

Теперь я никуда не тороплюсь,
Поскольку ясно уже: всюду опоздала.
Устала от работ, людей, – без сил валюсь,
Как будто только что приехала с вокзала.

И вместо вереницы дел, людей
Приятны только: мельтешенье мыслей,
Игра воображенья, мир идей —
Как после ливней радуг коромысла.

Мне некуда спешить и нечего терять,
Помимо прошлого, иллюзий и здоровья.
Приходится хоть с грустью, но принять —
За счастье малое большой платила кровью.

Не стоит больше тратить сил на суету.
Жди знаков: жизнь сама тебя направит.
А если выберешь ты вдруг стезю не ту, —
Судьба своим пинком твой путь подправит.

Я – «нащёвница», «напирожковница».
Не готовлю еду себе не из лени я.
И не тешу себя, что исполнятся
Все мечты мои по щучьим велениям.

Просто мне с утра что—то пишется,
Вдохновенье на рифмы расщедрилось,
И взалкáла иной нынче пищи я —
Пегас—лошадь улыбкой ощерилась.

Вот исчерпаю все рифмы со строчками,
Тогда в гости пойду – звали к пище ведь.
Как коза—дереза, всё листочками
Я питаюсь, покуда мне пишется.

Не славы я хочу, но больше – пониманья.
Не нужен мне людской такой контрастный душ:
То равнодушья холод, а то восторг признанья.
Дороже мне настрой созвучных близких душ.

Я разделила б с ними и свой восторг и горе,
Листали б вместе мы альбом картинок бытия,
Превратностей судьбы, волнений жизни моря,
Чтоб в нём не одиноко так барахталась бы я.

Лишь когда туманный смысл
Жизни начал проясняться,
Проявилась в рифмах мысль:
Стал Пегас ко мне являться.

Хоть Пегас, я знала, – конь,
Только с крыльями, летящий, —
Врут, стихия он, огонь,
Оборотень настоящий.

То прикинется котом,
То цветком в траве увядшей,
То собакою, хвостом
Мне навстречу завилявшей.

Даже стаею ворон,
Золотой в закатном солнце.
Бесшабашный ветрогон,
Что стучишь в моё оконце?

У меня ведь уйма дел,
Мне ведь хлеб насущный нужен.
Это просто беспредел —
Рифмы плесть, забыв про ужин.

Дни мои не так легки,
Да и я сама не агнец.
Вот сижу, пишу стихи. —
Это, знаете, диагноз…

Жизнь в полтинник моя дала трещину, —
Я судьбы получила затрещину.
Поболела какую—то малость я,
А потом, ничего, оклемалася.
Стала книжки опять я почитывать,
Капитал своих лет пересчитывать.
Их не так уж годков, чтобы слишком—то,
Но зато кое—что стало слышимым,
Что за чаем, как пить дать, за утренним
Мне нашёптывал голос мой внутренний:
Чем попало теперь не питайся ты,
Быть собою под старость пытайся хоть,
Хучь стихи сочиняй, а хучь – повести.
Не торгуйся, как прежде, ты с совестью.
Наступать на себя не полезно ведь, —
То чревато тоской и болезнями.
А и правда твоя, голос внутренний,
Задавила себя, как полуторкой.
День другою наполнится сущностью.
Мне успеть бы рукою трясущейся
Кубок жизни – какое там! – рюмочку
Выпить с радостью, а не в угрюмочку.
Потому ведь бывало так муторно —
Глас годами не слышала внутренний.
Жизнь начну с понедельничка новую —
Припоздавшую, но нехреновую.

Что завораживает больше: ритм твой или рифма?
Я натыкаюсь, как пловец на рифы,
На те метафоры и образы, у коих
Так спрятан смысл, как бы зимы рукою
Засыпан основательно он снегом
(Буксует мозг, не тянет смысл телега), —
Как кость, которую лишь нюх собачий
В снегу учуять может, если нет, иначе
Она останется в сугробе до весны.
Но смысл уже, едва проникнув в сны,
Мешает спать и заставляет снова
Читать, разгадывать твой образ, слово.
Колодец бо глубок, но коротка верёвка.
Порой почудится над смыслом лишь издёвка,
Но чаще, всё ж, наоборот, – прозренье
Моё сомнительное поражает зренье.
Тогда откладываю книгу я, но не для
Того, чтоб не читать, но взгляд замедлить,
Продлить прекрасное мгновение познанья.
Но ты не слышишь запоздавшие признанья.
Неточность вышла, то ль с рожденья датой,
Не то с судьбой моей, не сбывшейся когда—то.
Когда, дань страсти отдавая увлеченьям,
Плыла не против я, но больше вдоль теченья.
Нам не дано, как видно, пересечься было,
Да и была б, скорее, встреча та унылой:
Ты, бывший зэк, – бог образа и слова,
А я – ошибка замысла и Божьего улова.
Мой скуден путь был до креста и храма.
Убогая без Бога лет прошедших панорама.
Сегодня, благодарная, к Нему я обращаюсь,
Что через книги хоть теперь с тобой общаюсь,
Расставшись навсегда и с юностью, и с томностью.
И в этом тоже был, наверно, Божий Промысел…